Нина Михайловна Шевкунова - У синего моря

если бы хорошо было видно, уж Никиту-то я бы узнала…

Следы у склада были покрыты чистым снежком. В складе, казалось, все было на своих местах. В крыльях морского ставника лежали куски льда.

— Думал, весной и дель сопреет. Однако плохо думал: прелую дель можно сразу отличить, она пожелтеет, запах будет. Вот канат надо хорошо проверить, — говорил Егор. — Тут он мог сделать плохое дело. В прошлом году выбросило ставник, а почему? Так, од-пако, никто и не знает. Матвей говорил, что изнутри подрезан, шибко ровно оборвался, от напора рвется лохмотьями…

Как и предполагал Егор, канат во многих местах изнутри был подрезан. Не проверь его сейчас, верхний слой нитей до весны мог слежаться, и тогда попробуй отличи, найди изъян, а при первом небольшом шторме он не выдержит. Значит, снова срыв плана.

Когда Анка сказала Егору о догадке Никиты, он не удивился и, помолчав, сказал:

— Потапов хитрый зверь… Худо сделал Никита, что пошел один, пропадет, пожалуй. Подождем до вечера.

Никита не пришел ни вечером, ни утром.

Организовали в поиски охотничьей стоянки Потапова и Никиты несколько нарт.

В первый день стоянку не нашли. Не пришел и Никита.

Маня нервничала, плакала, к вечеру у нее поднялась температура.

Глава сороковая

В маленькой комнатке Елены Анатольевны суматоха: приехал Матвей. Люся, обнимая ручонками отца, то целовала его в колючие щеки, то заглядывала в глаза и притаенно смеялась. Гриша мужественно уступил ей место на коленях отца, стоял рядом и сурово смотрел на сестренку. Но не выдержала испытания и его мужская сдержанность: он уткнулся носом не то в плечо, не то в грудь отца и громко всхлипнул, а Люся словно ждала этого и тоже заморгала глазенками. Взволнованным голосом Матвей старался успокоить детей:

— Ну, родные мои, промочите меня насквозь, Все хорошо…

Елена Анатольевна молча собирала ужин. Рывком распахнув дверь, вошла Ульяна. Голова не покрыта, только на плечах теплый платок. Прижав ладонь к груди, она молча смотрела на Матвея, потом подошла, осторожно села.

— Ну, как же ты, а мы уж… Да где же ты был?! — Бледные ее губы подергивались, большие глаза словно застыли, а руки стиснулись до белизны…

— Кунгас разбило, меня ударило по голове, потерял сознание, пришел в себя только во Владивостоке… Потом рассказывали, один матрос спас: спрыгнул в море, а ему трал подали…

Весть о приезде Матвея обошла все село. Скоро в маленькой комнатушке негде было повернуться. Матвей уж не помнит, сколько раз рассказывал о том, как спас его матрос. Иван торопливо пробрался между людьми, встал рядом с Матвеем, снял малахай и тихо сказал:

— Матвейка, будем говорить много…

— Будем, Иван, обязательно будем!

Егор пришел, когда люди стали расходиться. Сел напротив, стал набивать трубку. Глянув на Ульяну, неторопливо сказал:

— Мане-то шибко плохо, Ульяна. Анка ждет тебя…

Грустно улыбнувшись, Ульяна пошла к двери.

— Ты, Матвей, не знаешь, где охотничья стоянка Никиты? — спросил Егор.

— Примерно знаю. Да зачем надо-то?

Егор коротко рассказал все, что произошло за эти три дня.

Утром снова несколько упряжек мчались в сторону Горячего ключа. Иван наткнулся на кончик лыжи, а под снегом нашли тело Никиты.

Потапова в землянке не было. Но уйти далеко ему не удалось. Глянув на суровые лица преследователей, на темные стволы их винчестеров, он не стал сопротивляться: молча положил на снег охотничье ружье. Но увидев Матвея, а с ним незнакомого русского, покачнулся, прикрыл глаза: надежда на то, что Егора можно будет обмануть, как-то выкрутиться, рухнула.

Эпилог

Еще совсем недавно на этой песчаной полосе, где росла только жесткая трава осока, не ступала нога человека.

Сейчас по всему берегу горели костры. Их желтокрасное пламя слабо освещало пришвартованные к берегу кунгасы, склонившихся под тяжестью ноши грузчиков, груды кирпича, строительный лес, ящики с оборудованием.

Усиливался прибой, неустанно тарахтели катера, что-то кричали люди, и все это сливалось в глуховато-грозный переливчатый гул. С востока усиливался ветер, небо начинало синеть, и скоро --">