Вера Кимовна Зубарева - Венский вальс

кухню. «Шмутциг! Шмутциг!»^[1], — говорила она как бы самой себе, и двадцать хозяек на минуту переставали сыпать и лить в кастрюли.

Она терпеть не могла этих беженцев, запрудивших некогда любимое ею пространство. Их мелочная кухонная жизнь, с подсчетом круп и консервов никак не вязалась в её представлении с тем почти библейским исходом, которому она решила пожертвовать три последних года своей жизни. Уже первые беженцы поразили её своей обыденностью и включенностью в прагматику. Они пытались выпросить себе комнату получше, волновались за свои чемоданы и не испытывали никакой благодарности к мадам Виннер. Это были просто люди, обыкновенные люди, не желающие расставаться с привычным укладом своей уже в щепки разлетевшейся прежней жизни. Мадам Виннер раздражала неподобающая самостоятельность и вызывающая независимость разросшихся по её комнатам и уже пустивших в них корни постояльцев.

— Шмутциг! — и метла пошла стегать ножки стульев в холле, где ели беженцы.

— Папа, не тянитесь, не тянитесь, я всё положила вам на тарелку, — заталкивая все гласные в нос, сердилась хозяйского вида уже не слишком молодая беженка.

Тот, кого называли «папой», — сухой породистый бессмысленный старик — отдернул руку и стал блуждать взглядом поверх тарелок.

— Папа, ешьте! Вам надо особое приглашение? — роняя изо рта картофель, произнес её муж.

Крохотная бабушка, сидящая рядом с тем, кого называли «папой», немедленно надкусила хлеб и наколола на вилку кусочек мяса — мол, а я вот, ем.

Беженкин муж хрустел куриными косточками, сплевывал, отирал горстью губы и ею же охаживал лысину после особенно вкусного куска. Он энергично ел и говорил что-то своей беженке, и слова выпадали из его рта вместе с кусками пищи. Она смеялась и кивала, и тоже отирала рукою губы, и мочки её ушей, сросшиеся со щеками, постоянно шевелились.

Негодующая мадам Виннер мела на едящих.

— А смотри, ей идет эта метла, — проворачивая языком по деснам и сглатывая остатки, сострил беженкин муж.

Сама же беженка наклонила голову и, как курица, боком взглянула на хозяйку.

— Мама, ешьте же, ешьте, — вдруг раздражилась она.

Старушка затряслась над пустой тарелкой, беспомощно выискивая спасительную крошку. Но крошки не было, и она, дабы не гневить дочь или невестку, покорно облизала ложку.

Встрепенувшаяся беженка стала складывать тарелки в стопку, выскабливая остатки и выкладывая их на бумагу. Муж громко срыгнул и отер губы. Мадам Виннер бросила метлу посредине холла, и, тыча пальцем в группу молодых людей, стала требовать, чтобы они продолжили начатое ею дело.

Беженка с пятью тарелками и кастрюлей, которые полностью уместились по длине её тела, побежала на кухню.

Беженкин муж взглянул на великосветского, в прострации, деда, поводил языком по деснам и так же, без интереса, посмотрел в окно. Обед закончен.

— Ну что, — сказал он окну.

Мальчик лет семи с беззащитно увеличенными оптикой очков глазами, наконец, выделился из угла и попытался встать из-за стола.

— Сиди еще! — приказал беженкин муж, заталкивая пальцами слова назад в рот.

Стрекозиный мальчик завращал глазами и снова растворился в углу.

— Охо-хо, охо-хо! — пропел беженкин муж и погладил свободной рукой живот.

За окном смеркалось. Чистые австрийские сумерки.

— Охо-хо, охо-хо! — снова пропел он.

Несколько ребят из группки, в которую тыкала мадам Виннер, со смехом переворачивали стулья сиденьями на столы и мели по очереди ведьминской метлой.

Включили свет, но из пяти лампочек зажглось только три, и половина холла осталась в темноте. Заработал телевизор, дети бросились в первые ряды.

Стрекозиный мальчик тоже поднялся, и отец с сытой гордостью посмотрел, как он занял место во втором ряду, уступив более удобное малышу, не успевшему подскочить первым.

— Э-эх… — удовлетворенно протянул он и подмигнул деду, который продолжал держаться лордом, несмотря на порабощающий его сон. — Тонкая душа…

Мальчик был гордостью семейства. Его музыкальная одаренность проявилась рано, и он занял особое положение в семье, будучи непохожим ни на одного из родственников. Его не баловали, но и не были излишне придирчивы, и только старались выполнять всё, что советовал учитель по скрипке. Между мальчиком и родителями не было особого общения. Ребенку просто старались дать необходимое и так выражали свою любовь.

Два месяца назад, поздней --">