Вера Кимовна Зубарева - Стихотворения и поэмы

Вера Зубарева СТИХОТВОРЕНИЯ И ПОЭМЫ

СТИХОТВОРЕНИЯ

* * *

Романы рождаются бурно лишь в жизни, а на бумаге…

Тянешь строчку за строчкой, как санторинский ишак.

О, фантазия, — движение муравья по коряге,

Видящего в ней инопланетный ландшафт.

Ночью в комнате время шуршит по стенам.

Башмаком запустить бы, да что толку — опять улизнет.

И пространство от этого брака становится канцерогенным.

Вот такие романы… Имеющий ум да смекнет.

За пределами книги — чернил непролазная слякоть,

Тусклый свет фонаря, нелюдимый квартал на сто верст.

И повозка с рогожей, под которой не я хоть,

Но достаточно мне и того,

Что мой ум с ней меня соотнес.

Я туда — ни ногой. Там  строчит без оглядки, без цели,

Без мучительной правки — наобум, на авось —

Беллетристка-судьба свой бульварный бестселлер,

На который всегда возрастающий спрос.

Я туда — ни строкой… И бумага промокла до нитки,

И в чернильнице ночь, будто я пишу в старину,

Где спираль мирозданья почти что такая, как в свитке,

С неразгаданной связью меж теми, кто их свернул.

В печке тихо потрескивают горящие звезды.

Веткой жизни печальница-память шевелит золу.

Пляшет пламя, а так — кроме нас никого здесь.

«Прояснятся ль чернила до завтра?», — вздыхаю в их мглу.

* * *

Не дари никогда, никому, ни за что

Ни звезды, ни луны, ни заката, ни снега —

Сквозь тебя же пройдет, превратит в решето

В день, когда перестанет быть с альфой омега.

Это выпадет радиоактивным дождем,

Засияет как атомный гриб над планетой.

Не дари никогда, никому, нипочем

То, что больше его, и сильней, и бессмертней.

А иначе — конец. Не спасти, не помочь.

Не дари то, что будет тебе же на память.

А дари лишь тире, запятые и проч.,

С комбинацией букв, что легко переставить.

* * *

Снова день промелькнул вдалеке.

Он ушел, как пришел — налегке,

И оставил свой росчерк

Тонким солнцем над рощей,

Как письмо на простом языке.

И растаяла легкость вдали,

И осталась лишь тяжесть земли

Всем деревьям и птицам,

И ночным небылицам,

И ветрам, что сошли с колеи.

Это время полотен и книг.

Труден их отвлеченный язык.

Знает миропорядок

Их свинцовый осадок.

Это час размышлений твоих.

* * *

Вот и ты ушёл, вот и я осталась,

Чтобы снова глядеть в обрыв,

Шевелить тугую туманность

И пугать первородных рыб.

Всё — из прошлого, да и я — на грани.

Притаившись, слушаю как

То ли тикает вода в кране,

То ли капает время в часах…

Ноль луны откололся у изголовья.

Там тела прибывают рекой.

Разделились покой и воля:

Свет есть воля,

А тьма — покой.

Мыслям этим, как боеприпасам —

Враз иссякнуть, коль тьма возьмёт на прицел.

Мне б писать как другие — на земном, на ясном,

Чтоб стихи как труба —

                 приложил и увидел, что на том конце.

Ну а эти… Кто ж станет читать их! Милый Боже,

Ты — как штопка во всех небесах… А в моих — дыра.

Вот и «ночи» мои в опечатках превращаются в «ноши».

У корректора правда своя, и своя — у пера.

Утром сделаю правку… «И было утро»…

По цитатам и жизнь переходит в смерть,

Уворачиваясь от её абсурда,

Чтоб осмысленней было неметь.

Мне ль играть в эти игры, и прятаться в нишах

Послесмертной фантазии, севшей на мель!

Верит в книги лишь тот, кто не пишет их.

Для него-то и жизнь — не смертель…

Для него-то и я не в безумии по минному полю

Памяти сную с перекошенным ртом

От общенья с безмолвием, бывшим тобою,

А беседую с вечными — о сём, да о Том.

* * *

Он сказал: «Обернись!»

Поле жизни — как поле стрельбищ.

Впереди лишь надгробья от тех, кто сумел его перейти.

Он сказал: «Обернись! А иначе — окаменеешь.

Если в будущность хочешь — обернись!» И во всём бытии

Только он говорил, только ты лишь стоял и --">