Мария Витальевна Елифёрова - Страшная Эдда

Мария Елифёрова Страшная Эдда

А бог знает, что мы в него не верим?

(Маленькая девочка — своей няне).

Светлой памяти моей одноклассницы Юли Н. (1981–2003), о которой я не раз вспоминала, когда писала эту книгу.

Часть 1 При свете месяца

And I shall know him when we meet,

And we shall seat at endless feast.

A. Tennyson, In Memoriam A. H. H.

— Отбивался, как лев, — сказал голос позади Хёгни. Лица говорившего Хёгни не видел — тот крепко держал его за заплетённые в косы волосы, не давая ему повернуть голову.

— А что это такое — лев? — спросил рыжебородый верзила напротив, трогая пальцем лезвие ножа.

— Не знаю. Ромейцы так говорят.

— Думал в бою погибнуть. Ха! — сказал рыжий и ухватил за подбородок Хёгни. Он резко мотнул головой, пытаясь вырваться, но сзади держали его волосы мёртвой хваткой. Если бы не связанные руки, он бы показал обоим… Сейчас-то их было двое, он бы справился. Но что он мог поделать, когда на него набросились сразу шестеро?

— Трусы! — задыхаясь, проговорил Хёгни. — Шестеро на одного!

— Смотри-ка, выступает, — удивился рыжий и как бы нехотя двинул его по зубам. Тот, за спиной, сказал недовольно:

— Чего тянешь? Давай.

Хёгни выплюнул кровь под ноги рыжему.

— И что вам со мной велели сделать? — спросил он, всей душой надеясь, что ничего постыдного вроде скармливания собакам — или ещё чего похуже — ему не предстоит.

— Что надо, — оборвал рыжий и, оттянув на Хёгни потрёпанную кожаную безрукавку, взмахом ножа располосовал её и содрал с него. Это почему-то приободрило Хёгни. Раздетый до пояса, он ощутил надежду на достойный исход. И он не ошибся. Нож рыжего глубоко вошёл в его грудь.

Боль прожгла Хёгни насквозь, что-то горячее потекло по животу — должно быть, кровь. В глазах у него помутилось, но он никогда в жизни не терял сознания. Усилием преодолев дурноту, он удержался на ногах. Почему он не умирает? И тут Хёгни сообразил, что нож воткнули не в сердце, а рядом.

Боль страха не вызывала; испугал его хруст его собственного мяса, когда лезвие ножа стало поворачиваться у него в груди. Вдруг он понял, что с ним делают. Тем лучше, подумал он. Из последних сил удерживаясь, чтобы не упасть, он поднял голову, глядя на рыжего, и рассмеялся ему в лицо.

Смех оборвался, захлебнувшись хриплым бульканьем. Изо рта Хёгни хлынула кровь, окрасив светлые усы, и его обмякшее тело рухнуло на землю. Нож отлетел в сторону.

— Подержал бы хоть, — недовольно бросил рыжий, нагнувшись за ножом. Вся одежда на нём промокла от крови. Второй только засопел в ответ. У него было плоское безразличное лицо гунна с выбритым лбом без бровей. Он следил за тем, как его спутник запускает пальцы в развороченную грудь Хёгни. Помогая себе ножом, тот выдрал скользкий тёмно-красный ком и с довольным видом распрямился.

— Неслабый трофей, — ухмыльнулся он, держа в руках сердце, кровь с которого капала ему на штаны. — Атли не дурак. Вот это был боец!

Он поднёс сердце ко рту и лизнул. Гунн метнул на него возмущённый взгляд.

— Только попробуй съесть! Ты забыл? Мы должны отнести это Атли.

— Ладно, ладно, это я так, — рыжий опустил руку, — вечно ты бесишься. Пойдём.

Он запихнул мокрое сердце в сумку у пояса и вытер руки разрезанной безрукавкой Хёгни.

— Постой, а если он нам не поверит? Скажет, подмена…

— Ну, за доказательствами дело не станет, — гунн подошёл к разметавшемуся в луже крови телу. Приподняв за косу мёртвую голову Хёгни с закатившимися белыми глазами и липкой кровавой коркой на усах, он вынул из-за пояса нож и отсёк ему ухо с золотой серьгой.

— Пошли, — решительно сказал он. Рыжий всё ещё медлил; бросив взгляд на раскромсанный полуголый труп — всё-таки это был его соплеменник и храбрый воин — он спросил:

— А его куда?

— Оставь тут, — отмахнулся гунн, — кому надо, подберут и сожгут.

Один был настолько не в духе после злосчастного происшествия с Сигурдом, что ушёл спать в гридницу среди дружинников. Он решительно отверг их услуги в качестве подушки и растянулся на полу, не разуваясь. Проснулся он оттого, что его мягко, но настойчиво тормошил Этельберт Брусника, медноволосый громила с веснушками на лице.

— Просыпайся, конунг! — тревожно прошептал дружинник. — Там что-то стряслось… то есть всё трясётся… В общем, пришёл Хеймдалль, --">