Федор Михайлович Ошевнев - Физик Славик

Федор Ошевнев Физик Славик

Так уж распорядилась жизнь: повзрослев, я оказался единственным из класса, сменившим родные пенаты на житье в другом конце России. Даже не каждый отпуск получается выбраться на малую родину. А когда получается, как можно больше стараюсь общаться с друзьями детства.

Ровесники осели либо в нашем районном городке — «большой деревне», либо в ближайших областных центрах. Контактируют мало: погоня за призрачной птицей материального благополучия, трудовые и бытовые проблемы, груз прожитых лет — у иных уж внуки — постепенно отдалили соклассников, сводя их случайные встречи к мини-диалогам: привет — привет, как дела? — нормально, пока — пока.

Я же стараюсь собрать наиболее близких приятелей на мальчишник, вытащить в лес, на пикник, или же свозить на рыбалку, хотя бы на время воссоединяя разобщенных временем и судьбой.

В одно такое отпускное застолье мы, пятеро мужиков в годах, когда-то соседствовавших за партами, солидно «накатили на грудь» и, сменив несколько тем, пустились в воспоминания о школе и учителях, в большинстве своем имевших прозвища — по характеру, внешности либо как производное от фамилии. Тут-то в моей памяти и всплыл преподававший у нас в выпускном классе физику Вячеслав Васильевич Лужкин.

— Вопрос: никто не в курсе, где сейчас Физик Славик проедается? — поинтересовался у собравшихся. — Поди, уж пенсионер? Или еще продолжает кому-то аттестаты портить?

— Тю, опомнился… — и Валерка Асмолов гулко-коротко гоготнул. — Он, можно сказать, давно суперпенсионер. Сверхперсональный…

— Ты что, и правда не знал? — удивился Валентин Путивлев. — М-да-а-а… Дела…

В десятом классе уроки физики поначалу у нас вел срочно мобилизованный под ружье пенсионер со стажем: что-то там у директора с учительской единицей к сентябрю не срослось. Прадедушка, как сразу нарекли мы «запасника», предпочитал по классу не шаркать, а от звонка до звонка прочно гнездился на стуле. Материал объяснял не совсем внятно — есть такая поговорка: говорит всмятку. На опросах откровенно подремывал, оценки же выводил трудно, трясущейся сухонькой ручонкой. Впрочем, «классная» нас сразу предупредила: мол, Прадедушка — явление временное, подходящую «физическую» кандидатуру усиленно ищут. И таковая, действительно, вскоре обозначилась…

Раньше других обладателем особо ценной информации стал вездесущий дылда, «без двух „сэмэ“ рост два „мэ“», Валерка Асмолов. Неунывающий двоечник и фордыбака, по прозвищу Смола, он был неутомимым прикольщиком и вечно балансировал на грани фола в своих остротах.

Вот, в тот год, первого сентября, вышли мы после занятий почти всем классом на реку — жара стояла прямо июльская. Смола нырял-нырял, да вдруг ка-ак вылетит с ревом на берег, а сам за промежность держится. Подскочил к нашей отличнице Таньке Дедовой, цап за руку и давай голосить:

— Ой, беда! Ой, беда! Быстрее в кусты, не дай погибнуть!

Мы так и обалдели — ничего не понимаем. Танька давай орать: отпусти, дурак, свихнулся! Смола же дальше голосит:

— Ой, гадюка за писюн укусила, за самую маковку! Ой, помоги, яд отсоси! Ой, помираю!

Вокруг — дикий хохот. Дедова, пунцовая, ругается, едва не матом. А Валерка чрезвычайно доволен, что опять в центре внимания оказался, и разговоров потом о сомнительной шутке будет — на всю школу.

Учителей Асмолов тоже старался своей фантазией не обделять. Опять-таки в начале учебного года вызвали литератора с урока: к телефону. Не успел Лев Толстый (на деле — Лев Викторович Анфиногенов, а пародийное прозвище приклеилось из-за откормленного живота) закрыть дверь класса, как Смола метнулся к преподавательскому столику, цапнул с него принадлежащий учителю экземпляр романа Горького «Мать» и, срочно реквизировав у Таньки Дедовой линейку-трафарет, быстренько переиначил название первого произведения социалистического реализма. Свою работу он гордо продемонстрировал присутствующим — избранный книжный том отныне именовался: «Е… твою мать!»

«Обновленный» Горький вернулся на законное место. Вскоре в класс вернулся и Лев Толстый. Урок продолжился, вот только Анфиногенов никак не мог уразуметь суть причины всеобщего оживления… Нелитературной правки он до звонка так и не обнаружил, а углядел ее уже в учительской заглянувший туда с каким-то ценным указанием директор школы Шпажник (сие вовсе не фамилия, он просто помешался на --">