Сын Ок Ким - Сеул, зима 1964 года [неофициальный перевод]

движение внизу живота девушки, сказал бы я.

— Нет, это не эротические фантазии, — нарочито жёстко ответил я. — Это правда.

— А разве правда не может быть эротической?

— Не знаю. Может быть, и может.

— Но это движение живота вверх-вниз — это не фантазии. Ким, ты не фантазируешь, ты вспоминаешь.

И мы снова погрузились в молчание, смотря в свои рюмки.

«Сукин сын, пусть по-твоему это не мечты», думал я, когда он снова заговорил.

— Я так подумал, и пришел к выводу, что это «вверх-вниз» — это одна из форм твоих мечтаний.

— Да? — обрадовался я. — Это несомненно мечты. Я люблю низ живота женщин. А ты, Ан, какие фантазии нравятся тебе?

— Не какие-то конкретно фантазии. Просто фантазировать. Просто. Например, демонстрация…

— Демонстрация??? Поэтому-то в Сеуле так много демонстраций…

— Сеул — это рассадник зависти. Разве нет?

— Не знаю. — стараясь прочистить горло, ответил я.

Наш диалог опять остановился. На этот раз пауза была длиннее. Мы сидели и молча пили. Я грустно подумал, что пора уже отправляться домой. Я перебирал, что сказать: «ну, в другой раз поговорим» или «было приятно пообщаться», и вдруг Ан, выпив очередную рюмку, взял меня за руку.

— Ты не думаешь, что мы сейчас соврали?

— Нет, — устало сказал я, — Может быть ты, брат Ан, и врал, но я — нет.

— Просто мне кажется, что мы врали друг другу, — продолжал настаивать он, смотря на меня сквозь очки уже красными глазами, — Когда я встречаю человека своего возраста, я, почему-то, всегда хочу поговорить о фантазиях. Но беседа никогда не длится больше пяти минут.

Мне одновременно казалось, что я понимаю и не понимаю его.

— Поговорим о чем-нибудь другом, — предложил он.

Я хотел сделать приятное собеседнику, да и мой хмель тоже требовал выговориться. Поэтому я начал:

— Напротив базара Пёнхва стоят в ряд фонари, восьмой в восточном направлении не горит. — увидев удивленние, я начал с новой силой, — А в универмаге Хвасин на шестом этаже светятся только три окна.

И тут удивиться пришлось мне, потому что лица Ана озарилось какой-то странной радостью.

Он скороговоркой подхватил:

— На автобусной остановке Западные Вотора стояло 32 человека, из них 17 женщин, 5 детей, 21 парень и 6 стариков.

— Когда это было?

— Сегодня вечером в 7.15.

— А… — как-то неопределенно ответил я.

А он как заведенный продолжал:

— В переулке около Тансонса^[2] в первом мусорном баке лежало 2 обертки от шоколада.

— А это когда?

— 14 числа в 8 часов вечера.

— У орехового дерева напротив больницы Красного Креста сломана одна ветка.

— На перекрестке в Ыльджиро есть пивнушка без вывесок, где работают пять девушек по имени Миджа. И зовут их по тому, как давно они работают: Старшая Миджа, Вторая Миджа, Третья Миджа, Четвертая Миджа и Младшая Миджа.

— Но это кроме тебя, брат Ким, знают и другие. Ведь не ты один ходил в эту пивнушку.

— Ах, вот оно что. Я как-то об этом не подумал. Тогда так, я однажды переспал со Старшей Миджой, и она на следующее утро купила мне у уличной торговки трусы. И эта Старшая Миджа хранит деньги в пустых бутылках из под водки в монетах по 100 вон.

— Вот это считается. Это абсолютно твой, Ким, секрет.

Мы постепенно начали друг друга уважать. Если начинали говорить одновременно, то долго уступали очередь, пока кто-то не соглашался продолжить.

Теперь была его очередь говорить:

— Пока я сегодня вечером в 7.15 смотрел на троллейбус, шедший от Западных Ворот, я увидел 5 раз, как брызнули искры.

— Ты, Ан, сегодня просто прописался на Западных Воротах.

— Ну так получилось…

— В здании Ёнбо есть туалет, ниже ручки двери сантиметра на 2 есть следы царапин.

Он засмеялся во весь голос.

— Это ты сам и поцарапал?

Мне оставалось только покачать в подтверждение головой.

— Как догадался?

— Я тоже так иногда делаю, — ответил он. — Но как-то мне не по себе от этих воспоминаний. Может, о таком надо просто молчать? Сделаешь что-либо подобное, а потом какое-то неприятное ощущение.

«А я часто таким занимаюсь, и мне нравится» — хотел сказать я, но вдруг вспомнил обо всем, и появилось чувство отвращения. Поэтому я промолчал и одобрительно кивнул головой.

Но в этот момент я подумал, что его слова получасовой давности (о демонстрациях) явно указывали на то, что этот очкарик из богатой семьи. Странно, что об этом я подумал только сейчас.

— Брат Ан, ты --">