Том Корагессан Бойл - Комнаты для подглядывания

Т. Корагессан Бойл Комнаты для подглядывания

Я люблю уединение. Моего телефона нет в справочнике почтовый ящик заперт на ключ, а ворота автоматически закрываются, когда я въезжаю во двор. У меня свои пол-акра земли – маленький участок, огороженный со всех сторон, в самом сердце солнечного университетского городка. Домик с верандой – бунгало эпохи настоящих мастеров – построен в 1910-м, а двор утопает в буйной листве деревьев, среди которых есть два огромных дуба, заслоняющих меня от улицы, пышная бугенвилия, давно накрывшая цепи с двух сторон участка, полдюжины папоротниковых деревьев высотой в пятнадцать футов и еще целый лес влажных, пахнущих свежей землей смолосемянников, акаций и эвкалиптов, теснящихся на том, что осталось от лужайки.

Когда я вечером сижу на скамейке, то вижу лишь тени от зелени, и если мимо проезжает велосипед или парочка через дорогу начинает свою еженедельную ссору, я остаюсь абсолютно невидимым, хотя сижу прямо вот здесь, вытянув ноги и все слыша. Сколько себя помню, я не был на концертах или спортивных состязаниях; я не хожу в театры и в кино, потому что меня раздражает толпа – вся эта давка, гул, зловонное дыхание, злобные взгляды, не говоря уже о микробах, нависающих над массой голов, как грязные деньги над жульнической ставкой. Нет, я не чокнутый. Я не псих. И я не стар – не слишком стар (в ноябре мне будет сорок один). Но я люблю уединение и в этом нет ничего плохого, особенно если столько работать. Поэтому, въехав в ворота своего участка, я желаю остаться один.

Шесть дней в неделю и два вечера я смешиваю Mojitos^[1] и мартини в отеле «Эль Энканто», где ношу галстук-бабочку и застывшую улыбку. Я не держу домашних животных, не люблю пешие прогулки, мои родители умерли, а жена – бывшая – возможно, тоже. Придя домой из «Эль Энканто», я читаю, вожусь в саду, жарю что-нибудь на сковородке, периодически убираю и слушаю, что передает по радио местная станция. Когда есть настроение, работаю над своим романом (рабочее название «Праматерь рек») или над магистерской диссертацией «Клаустрофобия в вымышленной вселенной Франца Кафки», которую должен был закончить вот уже одиннадцать лет назад.

Однажды вечером я сидел на скамейке – был понедельник, выходной, солнце застыло прямо над деревьями, птицы рассекали воздух, а в каждом бутоне и в каждом цветке сидела пчела – и вдруг услышал раздраженный женский голос, доносившийся с крыльца соседнего дома. Она пыталась взять себя в руки, пыталась справиться с голосом, но я не разбирал, что она говорит. Голос поднимался, падал, а затем раздался голос моего соседа, который что-то говорил в ответ, – что-то резкое, краткое, подчеркнутое перед концом фразы стуком захлопнутой двери.

Далее я услышал звонкий стук каблучков по тротуару – тук-тук-тук – они спустились к дому Шустера, повернули налево на дорожку и остановились у моих ворот – разумеется, запертых. Я здорово встревожился. Заложил палец между страницами романа, который в тот момент читал, и затаил дыхание. Когда раздался стук в ворота, я напрягся, силясь разглядеть что-нибудь сквозь плотную листву дубов, а затем услышал голос.

– Эй, алло! Эй!

Голос молодой женщины, безапелляционный, деловой и в общем-то привлекательный, но тем не менее я не ответил. Привычка, наверное. Я сидел на своем крыльце, в своем саду думал о своих делах, и меня возмущало любое вторжение, чем бы оно ни обернулось – я, кстати, не питал иллюзий на этот счет. Она могла, например, что-нибудь продавать, собирать подписи под петицией, сколачивать Патруль Добрых Соседей или искать пропавшую кошку; может, у нее отключили газ, кончились деньги или просто не везет в жизни. В памяти промелькнуло краткое, но живое воспоминание о том случае, когда садовник оставил ворота приоткрытыми и маленькая смуглая женщина в сари, выставив перед собой пробковый – словно сделанный из рафинада – звездно-полосатый флаг, промчалась по дорожке, заглянула мне в глаза и сказала; «Х'тите купить хо-ошенькую монетку за сотню долла-ов?»

– Я ваша соседка, – воззвал голос, и в ворота опять застучали. – Бросьте, – сказала она, – я вас вижу, вижу ваши ноги и знаю, что вы там. Я прошу уделить мне минуту вашего времени, и только. Всего одну минутку.

Она меня видела? Смутившись, я поднял ноги и поставил их на перила.

– Не могу, – сказал я, но голос мой прозвучал слабо и неубедительно. – Я сейчас занят.

Дробный стук на мгновение --">