Елена Викторовна Стяжкина - Все так

Все так. Елена Стяжкина

Никто не собирался жить именно так. Ни бабка Люули, ни Костик, ни сербка Зоряна, ни американка Мардж.

Костику всегда было холодно. А бабке Люули (Люське, по-здешнему) — тепло. Бабка любила лес. Уходила и пропадала. Костик мог не видеть ее неделю. Или даже две. И самому ему казалось, что никогда он ее не ждал и никогда за нее не боялся.

Бабка Люули искала сампо, чтобы намолоть столько хлеба, соли и денег, чтобы хоть каждый день устраивать пиры. Но вместо сампо она приносила клюкву. Клюква пахла больницами, которых Костик навидался из-за частых ангин. И другими больницами — тоже. В школе Костика подозревали в отдельности ума. Учителя почти все, завучи и директриса. От тех врачей, что искали в Костике ум, а находили пустой взгляд и молчание, исходил этот запах. И сквозь белые халаты, сквозь улыбки и озабоченные лица пробивался клюквенный цвет и даже форма. И ягода всегда казалась похожей на мешочки с застывшей кровью.

Еще бабка приносила рыбу.

— Ты можешь нарисовать на ней карту? — спрашивал Костик.

— Куда?

— Я хочу знать, как проехать к Снежной Королеве.

Бабка Люули не отвечала. Она почти не разговаривала с Костиком. Подавала еду, книги и гантели. После смерти Костиковой матери (она пьяной заснула в сугробе) бабка Люули записалась в библиотеку и стала читать Большую Медицинскую Энциклопедию. Важные статьи она закладывала Костикиными тетрадями по алгебре, его носками, ручками и даже зубной щеткой.

В статьях было много смерти. Статьи угрожали семенным протокам, мочевому пузырю, печени, поджелудочной и предстательной железе, сердцу, лимфатической системе. И было совершенно ясно, что алкоголь — это яд.

Надежд в книгах тоже было много. Надежд на возможности роста костной и мышечной ткани, на победу над угревой сыпью, на развитие творческих способностей, за которые отвечало левое полушарие.

С детства Костик говорил по-русски и по-фински. Но во дворе его дразнили Японцем: за малый рост, смуглую, но все-таки не желтую кожу, за раскосые черные глаза, за резкость, с которой он бросался в драку, за густую кровь, которая почти не лилась, а застывала ягодами-клюквами под носом.

— Разве у японцев густая кровь? — спрашивал Костик у Люули.

— Я — финка. Я — дома. Я здесь дома.

Это был тот редкий случай, когда бабка вообще отвечала на вопрос, разговаривала…

С Костиком вообще мало разговаривали. И бабка, и учителя. И во дворе. Во дворе с Костиком не играли. Но и не били. Изредка здоровались, как с чужим. Он и был чужим. Ощущал себя так. Но не маялся. Без людей ему было лучше, чем с людьми.

* * *

В медицинский, несмотря на глубокую начитанность, Костик не поступил. Год работал в городском архиве. Мерз. Часто болел. Тонкий, почти девчоночий голос, забрала сорокалетняя ведьма Валя — заведующая читальным залом. Она заставляла Костика носить коробки из подвала — наверх. Чтобы те грелись. Коробки грелись, Костик мерз, голос его ушел. И взамен не оставил ничего.

Но Костику ничего и не было нужно.

Бабка Люули пришла в архив и сказала заведующей: “Отдай! Не твое!”. Ведьма Валя насмерть испугалась.

Шел восемьдесят восьмой год. И здесь, в приграничье, шепотом говорили о реституции.

Говорили, что придется отдать все: на века построенные дома, Дворец культуры работников лесной и обрабатывающей промышленности, фабрику — тоже, вокзал, магазины в нижних этажах, водокачку, старую мельницу с привидениями. Реституция — это отдать. А Люули — тут как тут. Выстиранные… Выпачканные… до цвета талого снега глаза, прямые волосы с ровно отрезанной челкой, спина шириной в каменный забор у Дворца культуры, кулачища размером с Валину голову. Некрасивая, не живая, как тесак в каменоломне. Люська. Хозяйка почти всего. Местная принцесса.

— Дождала? Досидела? — прошипела Валя. — А нету документов! Сама смотрела! Выбросили все!

— Tyhmд nainen. Глупая женщина, — сказала бабка Люули.

Глупая женщина Валя выбежала из читального зала и наткнулась на Костика. Схватила за руку, потащила по коридору, на второй этаж, в комнату, где стоял обогреватель, где был диван, домашние чашки из разных сервизов, початая бутылка рябиновой настойки, два печенья “Солнышко” и конфеты-батончики.

Валя сняла свитер, свой и его, расстегнула лифчик, потом ремень на Костиковых брюках. И зашлась словами. Закипая ими, она горячечно обнимала Костика. Проклиная Люули, она --">