Стивен Крейн - Третья фиалка

очень многими, то и дело перебрасывался приветствиями с встречающимися по дороге людьми; голос у него был громовым.

Дети расположились напротив Хокера и теперь, как и положено, сидели прямо, будто прилипнув к подушкам. Их огромные глаза, казалось, оценивают молодого художника.

— Как думаете, в этих краях здорово? — спросил мальчик. — Лично я считаю, что да.

— Мне здесь нравится, — ответил Хокер.

— Я буду рыбачить и охотиться. Может, даже убью медведя.

— Надеюсь.

— А вы когда-нибудь стреляли медведей?

— Нет.

— Я тоже не стрелял. Но мне ждать уже недолго, мистер Холланден обещал какого-нибудь присмотреть. У нас дома…

— Роджер, — перебила его сидевшая рядом с художником мать, — не надо думать, что всем интересны твои разговоры.

Ее вмешательство мальчика, вероятно, смутило — он молча откинулся назад и с извиняющимся видом посмотрел на Хокера. Теперь карета стала взбираться на холм, и детям, чтобы не упасть на няню, пришлось крепко схватиться за поручни.

Судьба распорядилась так, что Хокер мог наблюдать за девушкой с бездонными глазами, лишь подавшись вперед, но тем самым он бы обнаружил к ней свой интерес. Так что ему не оставалось ничего другого, кроме как ерзать на сиденье, довольствуясь мимолетными видениями щеки, руки или плеча, когда подпрыгивавшая на ухабах карета швыряла пассажиров из стороны в сторону.

Кучер приоткрыл окошко и крикнул:

— Нынче поезд опоздал на целый час! Раньше девяти часов нам ни в жисть не добраться! Хотите или нет, но добрую часть пути придется проделать в темноте.

Хокер благопристойно подождал, потом спросил:

— Да?

— Вот я ж о том и говорю, — откликнулся кучер. — Луны-то ведь нет.

Он наклонился, пытаясь рассмотреть молодого художника, и проревел:

— Эге, да ты, никак, сынок Джима Хокера?

— Совершенно верно.

— Ага. Я-то сразу смекнул, что видел тебя раньше. Теперь, стало быть, ты в городе обосновался, да?

— Ага.

— Сойдешь на перекрестке?

— Если можно.

— Так-так, значит, приехал погостить летом?

— Ну да.

— Это… если сойдешь на перекрестке, с тебя только двадцать пять центов. Юсетер берет пятьдесят, но я считаю это блажью. Так не годится. Лучше пешком идти, чем платить пятьдесят центов. Да-да. Так что я беру только двадцать пять.

Лицо Хокера приняло убийственное выражение. Он бросил мимолетный взгляд на девушку. Та без остатка была поглощена оживленным разговором с матерью мальчика и девочки.

Глава II

Когда Хокер толкнул створку ворот, из-за сломанной петли та сразу не поддалась. На него оглушительно и злобно залаял пес, тут же метнувшись к нему по траве.

— Стэнли! — закричал молодой художник. — Здравствуй, старина.

Боевой запал собаки тут же угас и сменился восторженным визгом. Чтобы выразить охватившую его радость, бело-рыжий сеттер совершил головокружительный кульбит: подпрыгнул и выгнулся фантастической дугой, чуть не коснувшись мордой хвоста. В довершение всего он несколько раз тявкнул, чтобы выпустить наружу эмоции.

— Экий ты молодец, — произнес Хокер, и сеттер в избытке чувств снова взвился в воздух.

На кухне горел огонь, и стоило собаке залаять, как дверь распахнулась. На пороге выросли две сестры Хокера: прикрыв козырьком глаза, хотя солнце давно уже село, они посмотрели в сторону калитки и хором завопили:

— Это он! — После чего выскочили из дома и, повиснув на Хокере, зачастили: — Боже праведный, это же Уилл! Уилл приехал! Как же мы рады тебя видеть!

В вихре восклицаний и вопросов, на которые Хокер не успевал отвечать, они выхватили у него чемодан, ящичек с красками и мольберт и потащили к дому.

Старушка мать сидела в кресле-качалке у стола, рядом лежали какие-то бумаги. Когда Хокер переступил порог, она как раз надевала очки, подслеповато щурясь.

— Здравствуй, мама! — крикнул молодой человек. В его глазах плескалась радость.

Мать протянула руки, обняла его за шею и что-то невнятно прошептала. Пес теперь носился по комнате, восторженно задирая вверх морду. Это несносное создание было уверено, что играет главную роль в церемонии радушного приема долгожданного гостя, полагая, что другим делать нечего, как внимательно следить за каждым его суматошным движением.

— Ты уже ужинал? — спросила мать, немного придя в себя.

Сестры без конца выстреливали в Хокера фразы:

— Папа в амбаре, Уилл. --">