Александр Дюма - Путевые впечатления. В России. (Часть первая)

прочитать по чистому листу якобы готовую работу; затем, выслушав замечания императрицы, он удалится в свой кабинет, чтобы сделать исправления, и, вместо внесения поправок, все сразу и напишет.

Безбородко входит к императрице, кланяется ей, вытаскивает из портфеля какую-то папку, под предлогом слабого зрения отходит к окну и, держа в руках чистые листы бумаги, без всякой подготовки излагает предварительный набросок документа.

Императрица слушает, одобряет и берет перо.

— Давайте, я подпишу, — говорит она, — у меня нет никаких замечаний.

— Как, ваше величество, никаких?

— Никаких! Давайте! Я довольна вами.

Назад хода не было.

Безбородко подошел, стал на колени и, подав императрице чистые листы бумаги, попросил у нее прощения.

Екатерине нравилось видеть красивых молодых людей, стоящих перед ней на коленях, независимо от того, просили они о прощении или о чем-либо другом.

Она простила Безбородко.

Но не так, как вы, возможно, это поняли: старый Румянцев дал своему подопечному совет:

— Будь при императрице кем угодно, только не любовником.

Безбородко сопротивлялся, как воплощенная добродетель, и остался лишь секретарем Екатерины II.

Тем временем Екатерина старилась, а ее сын Павел стал совершать одно за другим безрассудства, которые создали ему славу самого взбалмошного монарха Европы.

Чтобы на какое-то время избавиться от сына, Екатерина сослала его в Гатчину, а затем, чтобы избавиться от него окончательно, продиктовала Безбородко свое завещание.

Согласно этому завещанию, она лишала Павла короны и незаконно, вопреки праву наследования, своей могущественной рукой возлагала ее на голову своего внука Александра.

Когда завещание было составлено, императрица приказала Безбородко снять с него копию.

После того, как это было сделано, она подписала и оригинал завещания, и его копию, а затем сказала Безбородко:

— Я доверяю только тебе, Александр. Одно из этих завещаний ты отдашь на хранение в митрополичью церковь в Москве, а другое — в Санкт-Петербургский сенат и после моей смерти проследишь, чтобы оно было выполнено.

Безбородко поклонился и вышел с двумя завещаниями.

Он вернулся через неделю.

— Ну как? — спросила Екатерина.

— Приказания вашего императорского величества выполнены, — ответил Безбородко.

И Екатерина, уверенная в безоговорочной преданности своего секретаря, перестала беспокоиться о будущем.

Впрочем, императрица приняла эту меру предосторожности вовремя: однажды утром она почувствовала колики и прошла в свой ватерклозет, как говорят наши соседи-англичане.

Через несколько мгновений оттуда послышался крик; когда ее горничные подбежали, они нашли императрицу распростертой на полу и бездыханной.

Услышав эту новость, Безбородко вскочил в седло и во весь опор помчался в Гатчину. Там он нашел Павла.

— Ваше высочество, — сказал он, — я должен сообщить вам ужасную новость.

— Какую? — с испугом спросил Павел. (В своем положении, будучи пленником, он вполне мог ожидать худшего. Ведь подобный случай уже был с царевичем Алексеем.)

— Ваше высочество, ваша августейшая матушка скончалась.

— Матушка скончалась?! — вскричал Павел.

— Да, ваше высочество.

— Тогда ты ошибаешься, Безбородко: я больше не ваше высочество, я — ваше величество.

Безбородко покачал головой.

— Разве нет?

— Августейшая императрица лишила вас наследства.

— Лишила меня наследства? В чью же пользу?

— В пользу вашего сына Александра.

— Не может этого быть!

— Я лично под диктовку императрицы написал завещания, и она при мне их подписала.

— И что же ты с ними сделал?

— Мне было приказано отдать их на хранение: одно в митрополичью церковь в Москве, а другое — в Санкт-Петербургский сенат.

— Ты лжешь, Безбородко!

— Я не лгу, ваше высочество, — отвечал Безбородко, вынимая из кармана два документа, — вот оба завещания, составленные мною и подписанные вашей августейшей матушкой.

И он подал оба документа Павлу.

— Но что же ты оставил в Санкт-Петербургском сенате и в митрополичьей церкви в Москве?

— Два листа чистой бумаги.

— А разве ты не понимал, что, если бы императрица перестала тебе доверять и через кого-нибудь другого затребовала эти завещания, ты рисковал головой?

— Настоящие игроки не скупятся на ставки.

— А ты уверен, что было лишь два завещания?

— Я --">