Генрих фон Клейст - Землетрясение в Чили

теперь рассказывали о примерах великих деяний; люди, на которых дотоле мало обращали внимания в обществе, теперь проявили величие души, достойное древних римлян; приводились тысячи примеров бесстрашия, радостного презрения к опасности, самоотречения и дивного самопожертвования; случаи, когда многие, не колеблясь, жертвовали жизнью, словно самым ничтожным благом, которое можно тут же снова приобрести. В самом деле, так как не было человека, с кем бы не приключилось чего-нибудь умилительного, или кто бы не совершил какого-нибудь великодушного поступка, то в груди каждого из присутствующих к горю примешано было столько услады, что трудно было сказать, не повысилась ли с одной стороны сумма общего благополучия настолько же, насколько она понизилась с другой стороны. Херонимо взял Хосефу под руку, после того как они молча поразмыслили на эту тему, и они с неизъяснимой радостью стали прогуливаться в тенистых кущах гранатовой рощи. Он сказал ей, что, принимая во внимание теперешнее настроение умов и полный переворот мыслей и отношений, он отказывается от своего намерения переселиться в Европу; что он отважится пасть к ногам вице-короля, если он остался, в живых, так как последний относился к нему благосклонно, и что он питает надежду (при этом он ее поцеловал) остаться с нею в Чили. Хосефа отвечала, что и ей эти мысли приходили в голову, что и она не сомневается в том, что ей удастся добиться примирения с отцом, если он остался жив, но что она советует вместо того, чтобы лично, пав к ногам вице-короля, испросить у него прощенье, отправиться в Ля-Консепсьон, откуда уже письменно хлопотать о помиловании: там ведь они на всякий случай будут поближе к гавани, а если дело примет желаемый оборот, смогут сразу же вернуться в Сантьяго. После краткого размышления Херонимо признал благоразумие этой меры; еще некоторое время прогуливались они по тропинкам, мысленно переносясь в радостное будущее, а затем присоединились к обществу.

Между тем миновал полдень, и, так как подземные толчки ослабели, бродившие повсюду беглецы несколько успокоились, когда распространилась молва, что в церкви доминиканского монастыря, единственной, которую пощадило землетрясение, сам настоятель монастыря будет служить торжественную мессу, моля небо отвратить от города дальнейшие беды. Отовсюду уже начал собираться народ и потоками устремился в город. В кружке дона Фернандо поднялся вопрос, не принять ли участие в этом торжестве, присоединившись к остальным богомольцам. Донна Элисабета с некоторым волнением напомнила, какое несчастье имело место накануне в этой церкви, добавив, что подобные благодарственные моления будут еще не раз повторяться, когда станет ясно, что опасность окончательно миновала и можно будет отдаться религиозному настроению с тем большей радостью и спокойствием. На это Хосефа, быстро поднявшись, с воодушевлением возразила, что никогда еще не ощущала такой сильной потребности повергнуться в прах перед создателем, как сейчас, когда он проявил свое высокое и непостижимое могущество. Донна Эльвира с живостью присоединилась к мнению Хосефы. Она настаивала на том, что надо идти к обедне, и предложила дону Фернандо повести все общество, после чего все, не исключая и донны Элисабеты, поднялись с мест. Однако, так как все заметили, что она лишь нерешительно и с вздымающейся от волнения грудью приступила к сборам в путь, а на вопрос, что с нею, ответила, что сама не знает, какое тягостное предчувствие ее гнетет, то донна Эльвира постаралась ее успокоить, предложив ей остаться с нею и с ее больным отцом. Хосефа сказала:

— В таком случае, донна Элисабета, вы, верно, возьмете у меня моего маленького любимца, который, как видите, снова оказался у меня.

— Весьма охотно! — отвечала донна Элисабета и собралась взять мальчика на руки, но так как он, протестуя против подобной несправедливости, поднял жалобный крик и ни за что не хотел с этим согласиться, то Хосефа заявила с улыбкой, что она оставит его у себя, и успокоила поцелуями; После этого дон Фернандо, которому чрезвычайно нравилась ее достойная и привлекательная манера держать себя, предложил ей руку; Херонимо, державший на руках маленького Филиппа, повел донну Констанцу, а за ними следовали все остальные, присоединившиеся к их обществу, и в таком порядке шествие направилось в город. Но едва они отошли на пятьдесят шагов, как услыхали, что донна Элисабета, тем временем с жаром о --">