Томас Манн - Как дрались Яппе и До Эскобар

Признаться, я был ошеломлен, когда Джонни Бишоп сказал мне, что Яппе и До Эскобар собираются драться и что мы все пойдем смотреть их драку.

Случилось это в Травемюнде^{1} во время летних каникул. День был знойный со слабым береговым ветром, заставившим далеко отступить назад обмелевшее море. Мы пробыли в воде не менее сорока пяти минут и теперь вместе с Юргеном Браттштремом, сыном судовладельца, улеглись на плотном песке чуть пониже сколоченных из балок и теса купален. Джонни и Браттштрем лежали на спине совсем голые, тогда как я почему-то обмотал свои бедра купальным полотенцем. Браттштрем спросил, зачем я это делаю, и так как я не знал, что ответить, то Джонни, улыбнувшись своей подкупающей улыбкой, заметил: верно, потому, что он уже немного слишком большой, чтобы лежать голым. Я и в самом деле был несколько больше ростом и лучше развит, чем он и Браттштрем, наверно и чуть постарше их — мне было почти тринадцать. Поэтому я не стал оспаривать его догадку, хотя в ней и заключалось что-то оскорбительное. В обществе Джонни легко было попасть в смешное положение, если ты не был ростом мал, как он, и не отличался хрупкостью и сугубой детскостью телосложения, для него столь характерными. Своими красивыми, как у девочки, голубыми глазами, которые умели так мило и в то же время так насмешливо улыбаться, он мог тебя смерить таким взглядом, словно желал сказать: «Какой же ты долговязый болван!» В его обществе как-то меркли наши идеалы мужественности и длинных брюк, и это — вскоре после войны, когда среди нас, мальчишек, сила, храбрость и суровая доблесть были высоко в чести и мягкотелостью объявлялось все, что угодно. Но Джонни, будучи иностранцем или полуиностранцем, не поддался этому новому веянию. В нем, напротив, было что-то от женщины, которая стремится сохранить свою внешность и подтрунивает над теми, кому это не удается. Да к тому же он, без сомнения, был первым в городе мальчиком, которого одевали изысканно и по-барски, в настоящие английские матросские костюмы с синим полотняным воротником, с галстуком, завязанным, как у моряка, шнурами и серебряной дудкой в нагрудном кармане, с якорем на собранном у запястья пышном рукаве. Любого другого высмеяли и покарали бы за такое фатовство, но ему это нисколько не вредило: он все носил с изяществом и непринужденностью, ни у кого не вызывая раздражения.

Когда он лежал вот так, запрокинув руки и примостив на них свою красивую английскую продолговатую светлую головку с мягкими кудрями, он был похож на маленького, худенького Амура. Его отец, немецкий коммерсант, натурализовался в Англии, где умер вот уже несколько лет тому назад, мать же его была англичанка знатного происхождения, дама с мягким, спокойным нравом и длинным лицом; со своими детьми — с Джонни и столь же красивой, немного злой маленькой девочкой — она обосновалась в нашем городе. Она все еще ходила во всем черном, нося траур по мужу, и, вероятно, выполняя последнюю его волю, растила детей в Германии. Видно было, что она располагает средствами: в пригороде ей принадлежал большой дом, а на взморье — вилла, время от времени она выезжала с Джонни и Сисси на дальние курорты. Она не сближалась с местным обществом, хотя оно и готово было ее принять. То ли по причине траура, то ли оттого, что кругозор задававших у нас тон семей казался ей слишком ограниченным, она жила в строгом уединении, но устраивала у себя в доме совместные детские игры и посылала Джонни и Сисси в кружок танцев и хороших манер, заботясь о светских знакомствах своих детей, следила, чтобы они вращались в среде, которую она если и не выбирала, то, во всяком случае, исподволь тщательно контролировала, с тем чтобы Джонни и Сисси знались лишь с детьми из состоятельных домов,  — разумеется, не из принципа, но именно таковы были факты. И в мое воспитание госпожа Бишоп внесла со своей стороны лепту в том смысле, что открыла мне истину: дабы заслужить уважение других, не требуется ничего иного, кроме высокого мнения о самом себе. Потерявшая своего главу, маленькая ее семья не проявляла никаких признаков упадка и разложения, что обычно в подобных случаях столь настораживает бюргеров. Не имея родственных связей и титулов, не обладая унаследованным влиянием и общественным положением, госпожа Бишоп жила обособленно и в то же время солидно, да к тому же со столь обдуманной и уверенной солидностью, что все молча и не колеблясь прониклись

--">