Антон Антонович Дельвиг , Александр Сергеевич Пушкин , Денис Васильевич Давыдов , Александр Сергеевич Грибоедов , Павел Александрович Катенин , Дмитрий Владимирович Веневитинов , Александр Иванович Одоевский , Василий Андреевич Жуковский , Константин Николаевич Батюшков , Николай Михайлович Языков , Николай Иванович Гнедич , Алексей Степанович Хомяков , Петр Андреевич Вяземский , Александр Ардалионович Шишков , Федор Николаевич Глинка , Иван Иванович Козлов , Евгений Абрамович Баратынский , Степан Петрович Шевырёв , Михаил Васильевич Милонов , Вильгельм Карлович Кюхельбекер , Виктор Григорьевич Тепляков , Василий Иванович Туманский , Пётр Александрович Плетнёв , Федор Антонович Туманский , Андрей Иванович Подолинский , Владимирович Леонидович Коровин - Золотой век русской поэзии. Лирика

Золотой век русской поэзии. Лирика

Составление В. Коровина

© Коровин В. Л., предисловие, примечания

© ООО «Издательство „Э“», 2018

* * *

Лирическая поэзия пушкинской поры

Недаром — нет! — промчалась четверть века!

А. С. Пушкин. «Была пора: наш праздник молодой…» (1836)

Пушкинская пора — это 1810–1830-е годы, «четверть века», отсчитанная самим Пушкиным от даты основания Царскосельского лицея (1811 г.), «золотой век» русской поэзии. Именно в это время, по словам велеречивого, но, как правило, точного в своих оценках и прозорливого Н. В. Гоголя, полагались «страшные граниты» в основание «огромного здания чисто русской поэзии».^[1]

Пушкин был центральной фигурой литературной жизни этого периода. На него возлагали надежды, с ним соперничали, ему подражали. В 1820-е годы в его поэзии находили осуществление принципов «народности» и «романтизма», позднее — увидели в нем «поэта действительности» и национального гения, выразившего «русскую идею». От его могучего обаяния пытались освободиться, отыскивая (и находя иногда) способы быть оригинальным, собственный, не-пушкинский стиль. Влияния Пушкина не избежал даже В. А. Жуковский, его «побежденный учитель», не говоря уже о других его старших современниках (П. А. Вяземский, Ф. Н. Глинка и др.), тем более — о сверстниках или поэтах, начавших свой путь в 1820-е годы. Пушкин «был для всех поэтов, ему современных, точно сброшенный с Неба поэтический огонь, от которого, как свечки, зажглись другие самоцветные поэты. Вокруг его вдруг образовалось их целое созвездие…».^[2]

Однако было бы неверно поэзию пушкинской поры сводить к отзвуку пушкинской лиры. Можно лишь говорить о достигнутом тогда необычайно высоком уровне поэтической культуры, который в Пушкине олицетворялся, но задан был не им и поддерживался не только его усилиями.

Преобразование русской лирики началось еще в конце XVIII века. Г. Р. Державин (1743–1816) сделал достоянием поэзии частный быт, конкретные жизненные обстоятельства и резкие особенности характера — свои собственные и своих современников. И. И. Дмитриев (1760–1837) внес в стихи интонации непринужденной светской беседы, сочетал легкость и изящество с точностью выражения мыслей — пусть и не слишком глубоких. Н. М. Карамзин (1766–1826) облекал в форму задушевного разговора с друзьями или «милыми женщинами» нравственные и философические раздумья, подчас очень серьезные и проникнутые горьким скептицизмом. М. Н. Муравьев (1757–1807) природу и искусство приобщил к жизни чувствительного сердца, преданного идеалам красоты и добра. Именно их опытом воспользовались старейшие из поэтов «пушкинской поры», выступившие на литературное поприще в 1800-е гг., — В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков и Д. В. Давыдов.

Жуковский в своих ранних элегиях («Сельское кладбище», 1802; «Вечер», 1806), посланиях («К Нине», 1808; «К Филалету», 1809), романсах и песнях дал образцы новой лирики, целиком сосредоточенной на «жизни души». Интимные душевные переживания у него стали основой восприятия действительности, мерилом ее ценности. Слова, относящиеся к деталям пейзажа (туман, луна, последний луч, могильный холм), приобрели дополнительные оттенки значений, эмоциональную глубину за счет единства интонации, мелодического строя стихов, захватывающего читателя, передающего ему настроение поэта. Лирику Жуковского отличает внутреннее единство, общий возвышенный строй, устремленность к иному миру, прекрасному «там». Это единство ощущается как единство душевного облика самого поэта. За общими элегическими «жалобами на жизнь» вырисовывалась личная драма, за сентенциями о загробном воздаянии — принятая всей душой, а не только разумом, вера.

И для меня в то время было

Жизнь и Поэзия одно.

(«Я Музу юную, бывало…», 1823).

Это и сообщало жизненную убедительность неопределенным и непереводимым на язык прозы «чувствам души», выражаемым в поэзии Жуковского. В его поздней лирике 1815–1824 гг. «жизнь души» уже прямо таинственна и «невыразима» как причастная сокровенному смыслу бытия, о котором «лишь молчание понятно говорит» («Невыразимое», 1819). Поэтому тайна и окутывает все, что к этой «жизни души» принадлежит, — «святую Поэзию», любовь и сам образ возлюбленной, воспоминания, надежды, предчувствия («Таинственный посетитель», 1824). --">