Мария Викторовна Даминицкая - Индиго

С собою вслух заговорил

И к Богородице прижался.

– Ты так красива, несравненна,

Так грациозна и нежна!

Какое всё же есть величие,

В твоих божественных глазах!

Склонилась на руку изящно,

Твоя красива голова.

Лишь только роза будет спорить,

Какой румянец у тебя!

Ни одна лилия на свете,

Не сможет и она равняться!

С той белоснежностью руки,

К которой я хочу касаться!

О, если бы такое чудо

Существовало в Мире этом.

Жила бы только для меня,

Могла бы снять с меня запреты.

К твоим пшеничным волосам,

Я каждый день хочу касаться.

И алые наши уста,

Не прекращали б целоваться.

О, Боже, милостивый мой!

Смогу ли устоять пред этим,

И променять одни объятия,

Нарушить тридцать лет запретов?

О, Господи, какой глупец!

Как, ты, позволил ей увлечься!

Амбросио! В своём уме?

Эта картина – Божье сердце!

Прочь мысли нечестивые,

Запомнить должен навсегда!

Что эта женщина навеки

Потеряна, вся, для меня!

Нет и не может быть такой,

Той смертной здесь и совершенной!

Как этот образ предо мной,

Очнись глупец и будь смиренным!

А вдруг такая существует?

Не устоит пред ней никто?

Я ведь Амбросио, я – лучший!

Не полюблю, как муж её!

Та, что сейчас меня чарует,

То идеал – Всевышний лик!

Внушит мне сразу отвращение,

Если такая будет жить!

Присущи смертным недостатки,

Запятнана ими вся будет.

Я поклоняюсь божеству,

И восхищён кисти на чуде!

Художник чудо сотворил!

Я восхищён его искусством!

Во мне он страсти пробудил,

В моей груди проснулись чувства!

Не уж не освободился я,

От слабостей всех человечных?

Всю силу, я, буду черпать

В уставах дальше долготечных.

Смело вступай в суетный мир,

Ты выше всех его приманок!

Неуязвим от козней тьмы,

Ловушки обойдешь, как надо!

Они все знают, кто ты есть,

Все духи тьмы, они не дремлют!

Пока монах так размышлял,

Услышал три удара в двери.

Часть 3

От мыслей сладких, непростых.

– Кто там? – спросил святой спокойно.

– Росарио, – и голос стих.

– Войди, сын мой! Войди конечно!

Дверь в келью тихо отворилась,

Вошёл послушник не спеша.

Корзинку внёс святому в милость.

Послушник окружал себя,

Какой – то странной, скрытой тайной.

Никто не знал, а кем он был?

Лицо скрывал под одеянием.

Свой он огромный капюшён,

От братьев опускал так низко.

Боялся быть раскрытым он,

Чудной, молоденький мальчишка.

А в монастырь его привёз

Какой-то странник неизвестный.

Про знатность, экипаж гласил,

Одежд его великолепность.

Внёс в монастырь солидный вклад,

Юнца просил принять он к братьям.

Два года пронеслись стрелой,

Не приезжал тот путник в платьях.

Юнец был очень нелюдим,

Он сторонился всех и мира.

Обряды сторого соблюдал,

Святой лишь был его кумиром.

С Амбросио он был собой

И говорил весёлым тоном.

Учился знаниям у него,

Смышлёный парень из сословья.

И с ним святой менялся сам,

Покой давал подростка голос.

Про боль аббатства забывал,

С ним он смягчал свою суровость.

Менял свой строгий тон на лад,

Был мягок, ласков он к Росарьо,

Который был, как ангел чист

Под этим строгим одеянием.

Как сына полюбил его,

С отцовской нежностью общался.

Невольно жаждал лик узрить,

Но вспоминал запрет аббатства.

– Простите, отче, что я здесь,

Что потревожил келью вашу.

Просителем я к вам пришёл,

Мой брат опасно болен в братстве.

Смиренно, вас, прошу молить,

О его скором исцелении.

И если Бог внемлет мольбе,

Не призовёт, к вратам, на небе.

Сказал послушник и умолк

На стол корзинку он поставил.

Упал к Амбросио к ногам

И капюшон слегка поправил.

– Ты знаешь, сын, уже давно,

Просить меня можешь о многом,

Что в моих силах, помогу,

И к Богу укажу дорогу.

Как брата твоего зовут?

– Винченцо, отче, делла Ронда.

– Достаточно, буду молить.

Святой Франциск поможет просьбе.

Что у тебя в корзинке той,

Росарио, послушник мудрый?

– Цветы для вас, я, в ней принёс,

Чтоб келью, вам, сделать уютней.

– Твоя заботливость, сын мой,

Меня чарует, восхищает!

По вазочкам цветы расставь,

Как нравится тебе, Росарио.