Роберт Фрост - Другая дорога

же.

И мы, и вы — ничтожный род людской.

А для кого — для Космоса иль Бога,

Я полагаю, разницы немного.

Аскет обсерваторий и святой

Затворник, в сущности, единой мукой

Томятся и единою тщетой.

Так сходятся религия с наукой.

Я слышу, как зовешь ты на урок

Свой Палатинский класс. Узнайте ныне,

Значение eheu по-латыни —

«Увы!». Сие запоминайте впрок.

О рыцари, сегодняшний урок

Мы посвятим смиренью и гордыне.

И вот уже Роланд и Оливье

И все другие рыцари и пэры,

В сраженьях закаленные сверх меры,

Сидят на ученической скамье,

Твердя горацианские примеры,

Притом, как чада христианской веры,

Обдумывая смерть и бытие.

Memento mori и Господь помилуй.

Богам и музам люб напев унылый.

Спасение души — нелегкий труд.

Но если под контролем государства

Спасаться, то рассеются мытарства,

Обетованное наступит царство

И небеса на землю низойдут

(В грядущем, видимо, тысячелетье).

Оно второе будет или третье —

Неважно. Аргумент весом вполне

В любое время и в любой стране.

Мы — иль ничто, иль Божье междометье.

Ну, наконец приехали! Маршрут,

Для всех философов обыкновенный:

С какой они посылки ни начнут,

Опять к универсалиям придут,

Сведут в конце концов на Абсолют

И ну жевать его, как лошадь — сено.

А для души — что этот век, что тот.

Ты можешь мне поверить наперед:

Ведь это я в твои уста влагаю

Слова. Я гну свое, но подкрепляю

Твою позицию — так королю

И передай. Эпоха мрачновата

Всегда — твою ли взять или мою.

Я — либерал. Тебе, аристократу,

И невдомек, что значит либерал.

Изволь: я только подразумевал

Такую бескорыстную натуру,

Что вечно жаждет влезть в чужую шкуру».

И я бы тронул руку старика,

Сжимающую посох, и слегка

Откинулся бы в кресле, потянувшись,

И, усмехнувшись про себя, сказал:

«Я «Эпитафию» твою читал».

На днях забрел я на погост. Аллейки

В то утро были сиры и пусты.

Лишь кто-то вдалеке кропил из лейки

В оградке тесной чахлые цветы

(Как будто воскресить хотел подобья

Ушедших лиц). А я читал надгробья,

Прикидывая в целом, что за срок

Отпущен человеку — к этой теме

Все более меня склоняет время.

И выбор был изысканно широк:

Часы, и дни, и месяцы, и годы.

Один покойник жил сто восемь лет...

А было бы недурно ждать погоды

У моря, пожинать плоды побед

Научных — и приветствовать открытья,

И наблюдать дальнейшее развитье

Политики, искусств и прочих дел,

Но притязаньям нашим есть предел.

Мы все на крах обречены в финале;

Всех, кто когда-то что-то начинал,

И Землю в целом ждет один финал.

Отсюда столько в прозе и в стихах

Слезоточивой мировой печали.

(На что я лично искренне чихал.)

Утрата жизни, денег иль рассудка,

Забвенье, боль отверженной любви —

Я видел все. Господь благослови...

Кого же? Вот бессмысленная шутка.

Раз никому судьбы не обороть,

Да сам себя благословит Господь!

Я помню твой завет: Memento mori,

И если бы понадобилось вскоре

Снабдить надгробной надписью мой прах,

Вот эта надпись в нескольких словах:

Я с миром пребывал в любовной ссоре.

Примечания

1

Аллюзия на фразу из знаменитого монолога Макбета о тщетности и краткости жизни: «Out, out, brief candle!» («Так гасни, гасни же, свечи огарок!»).

(обратно)

2

Стихотворение посвящено памяти Эдварда Томаса, английского поэта, погибшего на Первой мировой войне, близкого друга Фроста.

(обратно)

3

Лови день (лат.) — из стихотворения Горация.

(обратно)

4

Стихотворение закончено в 1941 г. Поэт-собеседник, к которому обращается в нем Фрост, — Алкуин, английский поэт при дворе французского короля Карла Великого, глава так называемой Академии.

(обратно)

5

Весна рассыпает цветы по земле (лат.) — строка из стихотворения Алкуина «Эпитафия самому себе». Оттуда же — латинская фраза в заключительном отрывке: «Memento mori» — помни о смерти.

(обратно)
--">