Константин Константинович Случевский - Случевский Полное собрание стихотворений

каза-лось веской причиной лишь немногим. «Доброе дело вы делаете, по-тому что фортификация была хороша, когда писались оды на взятие Измаила и проч.»11, — писал Случевскому 2 ноября 1860 года редак'

7

тор антагонистического «Современнику» журнала «Отечественные записки» С. С. Дудышкин (тем не менее предпочитавший, заметим в скобках, не печатать больше его стихов в своем журнале после «ис-кровских» залпов). Однако получивший в 1865 году диплом доктора философии Гейдельбергского университета, Случевский отнюдь не был лишь человеком науки, кабинетным и аполитичным. Недаром, оказавшись в Гейдельберге, он стал в 1862 году одним из основателей тамошней знаменитой русской читальни, где помимо книг немецких материалистов, на первом плане были запрещенные русские книги, брошюры и газеты, в том числе герценовские «Колокол» и «Поляр-ная звезда» (позже эпоха идейного брожения 60-х годов нашла отра-жение в его поэме «Бывший князь»). С знаменитыми лондонскими эмигрантами — А. Герценом и Н. Огаревым — гейдельбержцы под-держивали связь как напрямую, так и через И. С. Тургенева, хотя и критиковали его только что вышедших «Отцов и детей». Свое оправ-дательное письмо, где объяснялся замысел книги и давалась авторс-кая трактовка главного героя — Базарова, Тургенев передал в Гей-дельберг как раз через Случевского, которому он продолжал покро-вительствовать и за границей. Однако какой-то неприятный осадок у Тургенева все же остался — недаром позже, взявшись в романе «Дым» за изображение губаревского кружка, он описал гейдельбержцев. Не забыт при этом был и Случевский. Тургенев вывел его под видом Семена Ворошилова, белокурого, светлоглазого, белозубого говору-на-радикала. Такой поворот дела был спровоцирован как переменой

в личных отношениях (Тургенев перенес опеку с юного поэта на H. Н. Рашет, к 1866 году порвавшей отношения со Случевским), так и очередным литературным дебютом бывшего подопечного.

Вернувшись на родину, Случевский попытался начать новую жизнь не только карьерную (он поступил чиновником в Главное Уп-равление по делам печати), но и литературную. Разочаровавшись в своих излишне либеральных идеалах, он выпустил три брошюры под общим названием «Явления русской жизни под критикою эстетики», направленные против столпов русской демократии — Н. Г. Черны-шевского, Н, А. Добролюбова и Д. И. Писарева. В предисловии автор так объяснял свой поступок: «Вот уже три месяца, что я опять в Рос-сии; каждым нервом моего нравственного существа натолкнулся я или на противоречие, или на ошибку, или на уродство. Мне показа-лось это достойным исследования и вот причина того, что я пишу "Явления русской жизни под критикою эстетики"»12. Забывшийся «дебютант» сразу же был поставлен на место: «Курьез — замечатель-ный не сам по себе, а по тем претензиям, какими врывается в литера-турное дело составитель этой тощей и схоластико-педантической брошюрки», — писал рецензент «Книжного вестника» по поводу ав-тора — этого «жалкого рифмотвора Случевского, составившего себе лет семь тому назад такую прискорбную известность своими вирша-ми, в которых Аполлон Григорьев провидел полет гения, а публика только удивлялась хождению ветра избочась по Неве да сшибанию лбами жуков»'3. Критические голоса раздавались не только со сторо-

8

ны противников. 6 января 1867 года Я. П. Полонский писал Случевс-кому; «<..,> чтобы спорить с Писаревым, мало знания, добросовест-ности и смелости — всем тем, чем вы обладаете, — нужен литератур-ный такт,..»14. Ему вторил Ап. Майков: «К чему эта грубость? презре-ние? осыпание ругательствами? А сквозь них все-таки видна профессорская лекция, на основании которой сильный, даровитый ученик, но еще не стоящий на своих ногах, рубит направо и налево. Да притом еще ученик озлобленный. Спокойствия, любезный друг, спокойствия! в нем сила!»" Однако нельзя не заметить, что «нехрис-тианское отношение» автора, в котором упрекал его Ап. Майков, к уже умершим Добролюбову и Писареву и сосланному Чернышевско-му было отнюдь не следствием личной озлобленности. У Случевского (отстаивавшего в своих брошюрах как раз этическую основу всякой эстетической критики) оно, во многом, сродни отношению Ф, М. До-стоевского к В, Г. Белинскому, объяснявшего свою критику покойно-го тем, что «обругал Белинского более как явление русской жизни, нежели лицо»1®. Да и легшие в основу «Явлений русской жизни под

--">