Константин Константинович Случевский - Случевский Полное собрание стихотворений

Крестовский, решивший в реальной жизни, а не в романе, закрутить интригу: тайно передать Ал. Григорьеву на исходе 1859 года стихи своего сотоварища по кружку Мея и по «Общезанимательному вестнику». Так начался третий «де-бют».

Прочитав стихи, критик потребовал к себе автора. Выслушав два стихотворения — «Вечер на Лемане» и «Ходит ветер избочась...», — он предрек изумленному «орленку», как он окрестил Случевского3 (вероятно, не без аналогии с сыном Наполеона Бонапарта), «великую славу». Но не таков был Ап. Григорьев, чтобы ограничиться личной беседой. Он не только переправил стихи И. С. Тургеневу, а тот

Н. А. Некрасову для «Современника», но к тому же летом 1860 года в «Сыне Отечества» объявил всей читающей России, что в лице Слу-чевского «сразу является поэт, настоящий поэт, не похожий ни на кого поэт <...> а коли уж на кого похожий — так на Лермонтова»4.

«Да, уж иной раз, действительно, мы так похвалим и ободрим какого-нибудь даровитого юношу, что не поздоровится от этаких по-хвал. Аполлон Григорьев уже это доказал»6, — с иронией замечал фельетонист журнала «Светоч». Но еще до публичных похвал Ап. Григорьева, едва в «Современнике» появилась первая подборка Случевского, в его адрес полетели стрелы из еженедельного сатири-ческого журнала «Искра», где из номера в номер замелькали пародии

Н. Л. Гнута (Н. Ломана): «На кладбище», «Коварство и любовь», «Давно любовь в обоих нас остыла...». На счастье юного поэта «искровцы», ужасаясь его разговорам с мертвецами, его ветру, умудряющемуся ходить вдоль Невы избочась, упустили из вида его прежние стихи, печатавшиеся в «Иллюстрации», — то-то было бы им раздолье, попа-дись им под руку, например, стихотворение «Уродец», где реальность

6

и фантазия совмещались в неожиданном, но обычном для Случевско-го гротескном ракурсе! Почин «Искры» подхватили и другие. Пер-вый отдел «Петербургской летописи» журнала «Светоч» гласил:

«Г. Случевский как грядущая неведомая сила. — Г. Гнут как сила не-чаянно нагрянувшая. — Мои стихи A la monsieur Sloutchevsky». В од-ной из трех пародий создавался шаржированный портрет «юного ма-менькиного сынка», который всех знакомых замучил стихами и сам «умер над стихами / Только славу не стяжал». Да и как тут стяжаешь славу, если:

Прозябанье трав и злаков,

Мрачный голос мертвецов,

Пауки, жуки и крысы —

Вот предмет его стихов."

Особую пикантность объявленной Случевскому баталии должно было придать и то, что «возлюбленное чадо Аполлона, застегнутое на все крючки гвардейского мундира»7, взялся воспитывать в лице Ни-колая Добролюбова сам «Современник» в своем юмористическом от-деле «Свисток». Пародируя похвалы Ап. Григорьева, видевшего в Слу-чевском поэта, превзошедшего всю современную поэзию (А. Фета,

Я. Полонского, Ап. Майкова, Л. Мея, Ф. Тютчева), искровцы с делан-ной наивностью поражались стихам, где «нечто лермонтовское сли-лось с майковским, потом еще раз с майковским, потом с меевским да еще с фетовским, и образовало нечто такое, что вам не остается ничего другого, как только развести руками»'. Добролюбов, разделяя их иронию, в статье «Юное дарование, обещающее поглотить всю современную поэзию» («Свисток», № 5) вывел некоего поэта Апол-лона Капелькина, в чьих стихах слышались отзвуки то Фета, то Май-кова, то Лермонтова, а в № 6 «Свистка» добролюбовское «новое сти-хотворение Аполлона Капелькина» было прямо пародией на стихот-ворение «Мои желания» и начиналось убийственной строкой: «Дики желанья мои, и в стихах всю их дичь изложу я...»'

Нападки на Случевского продолжались и в следующем году. Не-гласный «председатель суда общественного мнения» Василий Куроч-кин, намекая на стихотворение «На кладбище», сетовал в начале 1861 года, что теперь в поэзии «для нас ни в чем новинки нет», после того как «у нас жуки сшибались лбам un". Но сам автор был уже давно далеко от Петербурга.

Поднятая вокруг него сатирическая какофония совпала с его вы-ходом в отставку и отъездом за границу весной I860 года. В литера-турных кругах этот отъезд был воспринят как бегство с поля битвы Личные мотивы — намерение быть рядом с предметом своей юно-шеской страсти Натальей Рашет — известны не были, а желание по-лучить широкое европейское образование, приведшее Случевского в университетские аудитории Женевы, Парижа и Гейдельберга,

--">