Владимир Михайлович Костельман - Рибуф хаби

потому не видим,

Как здесь ещё живёт наш разговор,

Как помещенье гостя наделить им

Пытается. Не видим, как ковёр,

Ещё храня следы от наших ног,

Не освящённые ничем, помимо скалки,

Щенка в них обувает, и щенок,

На миг застыв, таращится на балки.

Под балками, должно быть, что-то есть,

Раз мы не здесь, то память наших лёгких,

Должно быть, там. Она могла осесть,

Впитаться, въесться. И, в местах далёких

От здесь, нам странно думать, что пыльцой

Поднявшись вверх на осторожных крыльях,

Здесь разговоры живы. С хрипотцой.

Как будто мы, как прежде, говорим их.

2.10.10 Париж

«Проверено: вытягивая брызги…»

Проверено: вытягивая брызги,

Идущий здесь — затем не существо,

Что просто дождь, и медленный, и низкий,

Он, бесконечной плотности шестом

Размахивает, улицы, как миски,

Переполняя. Это колдовство.

Мы знаем: стоит только наклониться —

Кривая тень распорота тотчас

На часть, почти невидимую, низа,

И верха убедительную часть.

Гнездо воды покинувшие струи,

Не убоявшись этой пустоты

Меж двух теней, такую же пустую

Находят в теле выемку, и ты

Их наградить умеешь за труды

Той самой выемкой о них же повествуя.

28.03.09 Париж

К УРАНИИ

Смывной бачок системы «Geberit».

Татуировка на плече — скворечник —

Стоящего правее, говорит

Мне о вещах космических и вечных.

А ты молчи, Урания, молчи,

Смотри как плавно льются две мочи.

Мне говорит скрещение в мочах

Ещё о более космических вещах.

Я поднимусь в прокуренную синь

На бедный глаз обрушенного бара

Таких кривых скоплением лосин,

Таких глубоких губ от перегара,

Что ты не смей, Урания, не смей,

Напоминать, что вместе это — с ней:

Здесь о вещах мне шепчет никотин

Космических, и вечных, по пути.

Здесь силы зла системы «ситроен»

Забив седло под афропарижанок

В большом долгу у стен и перемен

На этих стенах вывесок. Песчаник

Раскосых фар рассыпали. Гудят.

Закос не плох, Урания, под ад.

Но о космических вещах и, в свой черёд,

О самых вечных это мне поёт.

Отметим, связь — бачка сливного роль —

Всего и вся с ничем и ниоткуда,

А ты молчи, Урания, не тронь

Мой нежный слух системы этой гудом.

Отметим, роль неплохо мертвеца

Я исполнял от первого лица.

Заметим: вечное, космическое было

Не в этой пьесе — мимо проходило.

3.10.10

«Комарик нос и рад бы подточить…»

Комарик нос и рад бы подточить, —

Но в этот раз летает, зачарован,

И гибнет ловко, мило, от души, —

Всё идеально. Спальня. Полвторого.

Полотна маслом выписаны — диск

Срезает части воздуха волшебно,

И странный цвет надет на кипарис,

Не синий сам — а к синему учебный.

Пустячный вздор — косметик дребедень:

Извечный пост покинув, штукатурка

Пускает фрески вытянуться в день.

Всё гениально. Кухонька. Печурка.

Бретели пальм, точнее их теней

На плечиках Венер, Афин и прочих,

Сор чепухи, огарки ахиней

Везут в тележке два чернорабочих.

В печурке хлеб, урчание и гусь,

В саду свежо, и тихо по-вампирьи,

И трясогузку юный трясогуз

Волнует сильно. Полвторого в мире.

Всё вертится, не повод же стоять,

Что полвторого словно бы застыло,

Что из него театр мастерят,

А на второй билет не наскрести нам.

Тесак владыки облако разверз,

Звёзд кукольных осыпался орнамент

Не знаю, что страшнее: если перст

Укажет на тебя или раздавит?

5.10.09

«Будто, если любить — по утрам…»

Будто, если любить — по утрам,

Будто к вечеру, если — не помнить,

Волны только и делают — тонут,

И кофейник выносят из комнат,

И ни крошечных даже деревьев

На обветренных склонах, ни трав.

Ни души на количество миль

По утрам недоступное взгляду,

Будто вовсе любить и не надо,

Но немного ещё постоим,

На мизинчик ещё поживём,

Шелковистое --">