Ким Шмонов - Меня все это больше не е… Ранние годы Игоря Чекомазова

можно было.

И дворник курит опостыло,

Метя опавшую листву,

И мимоходом о чем-то грезит наяву.

1982

Нашлось место и великому Шекспиру.

Вопросу: быть или не быть?

Отвечу я: Не быть. А это значит,

То, что судьбой отведено, прожить

Без страха, без оглядки. Пусть поплачет,

Склонившись надо мной, уставший Бог…

Не быть! Не быть еще сильнее…

Меня к себе он вытащить не смог…

Не быть! И безнадежней, и больнее…

***

Не ладно что-то в датском королевстве,

Изрядно всем все это надоело.

Закон суров, и в этом действе

Преобладает он. Такое дело.

Без череды лихих смертей,

Но не без доли драматизма,

Процесс идет. Молчит злодей,

А гений занят онанизмом.

1986

Далеко не всегда объект «Параномики» находится на поверхности. Довольно часто неискушенный читатель и не подозревает кому или чему посвятил свое произведение поэт. Вот достаточно характерный пример.

Забыв унылые года

С сумою за спиной, которая полна

пустых кошмаров и забот,

ленивый грязный идиот,

в порыве смеха окаянном

И в тихом упоеньи странном,

За счастьем он летел, как пуля,

Не зная, ДЛЯ КАКОГО ХУЯ!!?

1987

Только самые опытные чекомазоведы в курсе, что на написание сего опуса поэта вдохновило стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Я помню чудное мгновенье…».

Вершиной «Паратезиса» заслуженно считаются легендарные «Истуканы».

На барахолках, в овражках,

в борделях и даже в сортирах,

в маленьких каталажках,

и прямо в стрелковых тирах,

***

В прахе и в тлене прямо,

на Этне и на Фудзи-Яме,

Из звездного света сотканы,

Под небом стоят истуканы.

1988

Долгое время Игорь Чекомазов не мог закончить своих «Истуканов». В оное время он даже считал, что это сделать совершенно невозможно, так как это касается слишком высоких материй…

– Эта хуйня посложнее будет, чем «Фауст» Гете – говорил он.

Тем не менее, через три года Игорь закончил «Истуканов». Он посчитал, что сделал это слишком поздно, так как мир уже успел сойти с ума. Тем не менее, эти строки увидели свет. Вернее, это свет их увидел…

Вот это продолжение…

Банальны они, нормальны,

Пресыщены и перегреты,

Внутри у них нету тайны

В душе у них нету света.

***

Пред ними молчат ураганы,

и зарева что-то гасит,

под ними тверды океаны,

и звон тишины им возгласит:

***

о том, что они не такие,

нет-нет, совершенно другие,

и непроглядно пустые,

и несомненно простые,

***

О том, что все это правдиво,

о том, что жизнь быстротечна,

она несомненно красива,

и лишь потому, что конечна

***

А, значит, не так уж глупо

не боятся ни Бога, ни черта.

…А, значит, еще доступна

дорога иного сорта.

***

И пусть открываются тайны,

И пусть набираются света.

Ведь это совсем не случайно…

Хотя, может, и не заметно…

1991

Думаю, нет нужды говорить, кому посвящались эти строки…

Художественная мазня

А мы, тем временем, вернемся к юному Чекомазову, который, как и всякий достигший совершеннолетия детдомовец Союза Советских Социалистических Республик, получил от государства документ о среднем образовании и ключи от квартиры.

Членом Союза писателей Чекомазов не являлся. В силу присущего ему мировоззрения это было совершенно исключено. Поэтому вопрос заработка стоял остро.

Игорь устроился художником-оформителем на завод Промсвязи. Он скептически относился к своей работе, называя ее «художественной мазней». То, что он делал, тогда называлось «наглядной агитацией». В нынешнее время это можно было бы назвать «мотивирующей графикой».

Диссонанс между ее возвышенным содержанием и приземленной прозой жизни оставил глубокий след в душе Игоря.

Товарищ знай – не дремлет враг,

Нальет говна – до самых срак,

Болтун – находка для шпиона.

И тот, и этот – два гондона.

***

Повысим качество труда,

Иначе будет вам пизда.

Объявим пьянству смертный бой

И отхуячим всех елдой.

***

Не брезгуй за собой убрать,

Коль не на все тебе насрать.

Долой халатность, жадность, лень

И остальную поебень.

1983

А потом, неожиданно для всех, началась перестройка. Даже так – Перестройка. С большой буквы. Теперь уже и жизнь, и связанные с ней диссонансы стали другими.

Шаг вперед – два назад,

Нитевидный, неровный

Пульс на землю истек

У щербатой стены.

А кругом – город-сад,

Только я не садовник,

Не садовник – и все,

Нет ничьей в том вины…

Вздох. И мелкая дрожь

Униматься не хочет.

Зуд металл и --">