Александр Габриэль - По прозванью человеки

По прозванью человеки

Вместо предисловия

«Стихи не пишутся — случаются». Случается, что стихи не пишутся день, неделю, месяц. Когда же «неписание» затягивается на годы, — страшно сказать — десятилетия, вероятность «возвращения» приближается к нулю. Поэт Александр Габриэль — счастливое исключение из этого печального правила: его регулярный стих — самоироничен и строг, слог — музыкален и сух, что крайне редко в наше нерегулярное и глухое время.

Феликс Чечик поэт, Израиль

Чем дольше и больше я читаю стихи Александра Габриэля, которого без преувеличения отношу к лучшим и своеобычнейшим поэтам, пишущим ныне по-русски, тем отчётливей в моей голове звучит словосочетание «пессимистическая комедия». Блестящая по стилю и печальная по сути самоирония, негромкий, но удивительно полнозвучный голос, отсечение излишних красивостей и красивых излишеств, узнаваемая с первых строчек интонация человека, который с невесёлой улыбкой хочет сказать: «Наше прошлое, настоящее и будущее настолько грустно и нелепо, что, кажется, почти прекрасно».

Михаил Юдовский, поэт, Германия

Александр Габриэль обладает сложившимся поэтическим характером: самоирония, как тоненькая защитная стенка нежного сердца, мужество лирического признания, стремительное развитие «сюжета», афористичность высказывания — фирменные знаки его авторского портрета. Его «повествования» никоим образом не относятся к зарифмованной прозе, здесь — поэтическая образность, художественность мышления присутствуют во всей своей органике.

Прочитав «… но если влез в ковчег — не ной в ковчеге…», читатель начинает разбирать смыслы стихотворения: не ныть, оказавшись в ковчеге? Или в ковчеге оказался не Ной? Настоящий ценитель поэзии, поймав просодию стихотворения, прочитает эту и подобные ей строки, не остановится, дочитает стихотворение до конца, но при любой скорости чтения отметит возникшую игру смыслов, а потом будет перечитывать, осваивая всю глубину этой игры. И ныть от скуки не станет! Такие вот задачки ставит перед читателем Александр Габриэль, автор умный и глубокий, переплавляющий возможную легковесность словесной игры в пронзительную философскую поэзию.

Даниил Чкония, поэт, Германия

НОСТАЛЬГИРИ

На вкус и цвет

Я — в пустоте окрестной шарящий,

мечтой наполненный объём.

Ищу

на вкус и цвет товарищей,

а их, понятно — днём с огнём…

Качает клён усталой кроною,

как грешник,

осознавший грех…

Забили почту электронную

посланья

от Совсем Не Тех.

А Те — давным-давно, наверное,

нашли Своё, чтоб было в масть;

Своё, пусть даже эфемерное,

но не дающее пропасть;

нашли надежду,

чтоб не хмуриться,

дворцово-шалашовый рай…

А мне остались лишь Кустурица,

Озон, Ван Зант и Стивен Фрай.

Те, в ком нуждался,

те насытили

иными встречами сердца…

А я

прошёл по классу зрителя,

фантома,

тени без лица.

Надеющийся,

но скрывающий

свои мечты, как пьяный бред,

я всё ещё

ищу товарищей

на цвет и вкус.

На вкус и цвет.

Обрывки юности

О, юность! Праздный хор надежд.

Невнятный стиль. Нечёткий слог.

Сплошной винительный падеж.

Сплошной страдательный залог.

Листок тетрадный. Гладь стола.

Набат часов и пыль в углу.

Она ушла, ушла, ушла…

Осколки жизни на полу.

Всё необъятное — объять.

Любой этюд — играть с листа.

Оценка «кол». Оценка «пять».

Посередине — пустота.

Читать — прожорливо, подряд,

с упорством виноградной тли:

Аксёнов. Кафка. Дюрренматт.

Вийон. Айтматов. Харпер Ли.

Чужая дача. Стол. Камин.

Четыре пары. Плед. Паркет.

Про капюшон поёт Кузьмин.

За ним Макар: «…не меркнет свет…».

В ТиВи всё те же, без замен.

Обломки цели. Пир горой.

Политбюро понурый член

(по возрасту — Рамзес Второй).

Нагрузка. Комсомольский рейд.

Общага. Бедность. Голоса.

Измятый постер группы «Slade».

Девицы. Водка. --">