Вадим Габриэлевич Шершеневич , Анатолий Фиолетов , Сергей Третьяков - Чудо в пустыне

со сливка… Вещи старые… старые…

Придет Анатолий Васильич или нет?

Придет ли проститься с поэтом на войну уезжающим?;

От чьей-то строки в мозгу выжигается след:

«Господи, прими его души так невыразимо страдающую!»

Женщина, зачем ты смотришь в тусклое окно,

Я поэт, я поэт, я поэт, понимаешь ты?

И я уезжаю… Мне все равно…

Я поэт, я поэт… Понимаешь ты?

ЖЕНЩИНА!

Гимн Маяковскому

Озверевший зубр в блестящем цилиндре –

Ты медленно поводишь остеклевшими глазами

На трубы, ловящия, как руки, облака,

На грязную мостовую, залитую нечистотами.

Вселенский спорстмен в оранжевом костюме,

Ты ударил землю кованным каблуком,

И она взлетела в огневые пространства

И несется быстрее, быстрее, быстрей…

Божественный сибарит с бронзовым телом,

Следящий, как в изумрудной чаше Земли,

Подвешенной над кострами веков,

Вздуваются и лопаются народы.

О Полководец Городов, бешено лающих на Солнце,

Когда ты гордо проходишь по улице,

Дома вытягиваются во фронт,

Поворачивая крыши направо.

Я, изнеженный, на пуховиках столетий,

Протягиваю тебе свою выхоленную руку,

И ты пожимаешь ее уверенной ладонью,

Так, что на белой коже остаются синие следы.

Я, ненавидящий Современность,

Ищущий забвенья в математике и истории,

Ясно вижу своими все же вдохновенными глазами,

Что скоро, скоро, мы сгинем, как дымы.

И, почтительно сторонясь, я говорю:

«Привет тебе, Маяковский!»

Исидор Бобович

Гомер

До вечерней зари после пира

Не расходится шумный народ,

И в золе от разлитого жира

Все шипит золотистый налет.

Но угрюмый певец из Кимеи

Не хмелеет от пенистых вин

И скользят, как извивные змеи,

По челу его нити морщин.

И от слез, и от едкого пепла,

И от дыма чужих очагов

Под седыми бровями ослепла

Побелевшая влага зрачков.

С острым запахом козьего сыра

С дымных пастбищ пришли пастухи,

Чтоб пропела кимейская лира

Мощью струн золотые стихи.

И оставили пестрые вьюки

И канат, заплетенный в узлы,

Моряки, чьи могучие руки

Почернели от бурь и смолы.

Уж вино на остатки курений

Льют из бронзовой чаши рабы,

И горят предвечерние тени

Сквозь залитые кровью столбы

На обугленном лбу рудомета

И на пыльном плаще пастуха –

От земли, золотой от помета,

И от скал, поседевших от мха.

– «Бросим крик в побледневшее небо,

Чтобы в честь Оленийской Козы

Зачерпнула веселая Геба

Алый сок виноградной лозы,

Чтоб, устав от тяжелого зноя,

В холод вод погрузив языки,

На помятой траве водопоя

Наслаждались прохладой быки,

Чтобы каплями светлого меда –

Даром пчел из заросшего пня,

Были вещие песни рапсода

В тихий час у святого огня».

Зверинец

От грязных опилок арены

Несется запах мочи…

Увешаны флагами стены,

Оркестр играет матчиш.

Женщины у ржавой решетки

Страдальчески морщат бровь,

У обязьяны, больной чахоткой,

Струится из носа кровь.

У белого медведя череп

Гниет от тоски и тепла;

Давно в небо не верят

Два плешивых орла.

Пантера с кличкой «Маруся»,

С отпиленным бивнем слон

И в клетке, бодающий брусья,

Косматый больной бизон.

И павиан в глубине зверинца

С крутым ревматизмом в спине,

Похожий на старого принца,

Обнищавшого в чужой стране.

И львы в клетке узкой

Забыли о желтых песках,

Следя за старой индуской

С арапником в смуглых руках.

Пришел я пьяной походкой,

С низким --">