Сергей Александрович Гонцов - Стихи книги "Похвала единорогу"

совсем не трудом,

Пленительный мир под руками.

Леса растянулись на юг,

А степь покатилась на север,

И вереск, и звезды, и клевер

Все входит в нечаянный круг.

И, взятый неведомо где,

Он держит тебя, как Иаков,

Клубясь на алмазной гряде,

И вечно, как мир одинаков.

Он требует: благослови, —

Тогда отпущу, — о заботы

Земной и небесной любви,

Возвраты ее и уходы.

А ты, повелитель всего,

И рыцарь нездешнего мрака,

Как Древо, сжимаешь его,

Другого не требуя блага.

Нечаянный холод и жар,

В раю одичавшая совесть, —

И царский, таинственный дар,

Вот эта неточная повесть…

"Эти склоны каменисты,"

Эти склоны каменисты,

И бесплоден дар веков.

Что рубин иль аметисты

Предвечерних облаков?

Дни, века. Все мимо, мимо.

Вмерз Иуда в глыбу льда.

Это — время. Клочья дыма, —

Свет и множество скота…

А дорога мировая

Златом-серебром полна.

Справа — язва моровая,

Слева — мертвая луна.

Мир теснится побежденный,

Мрачно блещет по буграм.

Савл, неверием сожженный,

Ищет Агнца по дворам.

Но того не знает Павел,

Страшен, дик, неумолим,

Что Господь его направил

В постоянно грязный Рим.

Зноем истина палима.

Исполинский страшен путь.

У ворот Ерусалима

Можно только отдохнуть.

А потом дорогу к миру

До скончания веков

Проторить, и меч, и лиру

Взять и вынуть из оков.

И в проломленную сферу

Увести вослед Христу, —

Целый мир, любовь и веру,

И живую красоту.

Пушкин

Что можно быть оригинальным,

Ему Давыдов объяснил

Стихом блистательным, нахальным,

И горя много причинил;

И непрерывный Баратынский

Корявой царственной строкой

Поход наметил исполинский,

Овеял редкостной тоской;

И тысячи других, высоких,

Ему внушали тайный смысл

Дней безысходно одиноких

И светлый мрак отдельных числ.

И Данте, и Шекспир, и Гете,

И царь Давид, что прежде пел,

Все привилось к его заботе, —

И трудно знать, что он успел…

"Есть доблесть церкви деревенской,"

Есть доблесть церкви деревенской,

Наверно, именно она

Должна быть Церковью Вселенской

Среди руин наречена;

В ней злая видимость унынья

И бесконечность похорон

Теряются за вольной синью

Глухих узорчатых окон;

За деревенским иереем,

Что только глянет на ходу,

Как бы Послание к Евреям

Имея полностью в виду;

За драгоценной панагией,

Что в нищете его горит

Никем не знаемой Россией, —

Как мир привык, как Бог велит.

Исчезновение красоты

На Волхонке белой, на Полянке,

На Покровке дымно-золотой,

Не рыдай о барышне-крестьянке,

Не рыдай о церковке пустой.

На обломках древнего порога

Оступаясь, понимаешь ты,

Как ловить во мгле единорога

На приманку вечной красоты…

Двое в кедровых лесах

Утихла вьюга, слава Богу,

Полнощный бор я знаю чей.

Но волк могучий на дорогу

Выносит странный блеск очей.

Как я, на зрелища голодный.

Прекрасный древнерусский волк,

Как провидение свободный

И радости не взявший в толк.

Все уровни живого мрака

Он вынес из кедровой тьмы,

И, верно, никакого блага

Друг другу не внушили мы.

Мы разошлись, простив друг друга,

В алмазную зарылся высь

Один, и прочь ушел из круга

Другой, имея ту же мысль.

Да! На земле невероятной

Повсюду грезят зеркала,

И даль пространств не замела

Творящей мысли непонятной…

Дни затмения

--">