Перси Биши Шелли - Аластор, или дух одиночества

Воды; так человеческое сердце

Сквозь тьму могилы видит сон: свое

Лукавое подобье. Слышал он,

Как листья движутся, и как трава

Трепещет перед ним, и как ручей

Журчит, в тенистых водах возникая

Из родников, и виделся ему

Дух рядом с ним, одет не светотенью

Лучистою, не мантией сиянья,

Дарованного таинствами зренья,

Виденьем или прелестью приметной,

Но трепет листьев и молчанье вод,

Прыжки ручья и сумеречный вечер

Ему причастны были, словно нет

Иного… но… когда вознесся взгляд,

Задумчивостью движимый… два глаза,

Вернее, две звезды во мраке мыслей

Улыбкою лазурною светились,

Маня его.

И задушевный свет

Его повел извилистой лощиной,

Где своевольная дикарка-речка

Стремглав от одного к другому логу

Зеленому текла под сенью леса,

Срываясь иногда, скрываясь в пышных

Мхах, где напев ее неуловимый

Глубок и темен, а среди камней,

Обтесанных теченьем непрерывным,

Она плясала и, смеясь по-детски,

Равнинами струилась безмятежно

И каждую склонившуюся к ней

Травинку отражала. "О речушка!

В таинственных глубинах твой исток,

А где твое загадочное устье?

Ты, жизнь моя в причудливом теченье?

Твой тихий сумрак, блеск твоей струи,

Твои глубины, твой непостижимый

Путь — все меня являет мне; и небо,

И море мрачное скорее скажут,

В каком летучем облаке, в какой

Пещере воды бывшие твои,

Чем скажет мне вселенная, где мысли

Останутся мои, когда в цветах

Безжизненный распад меня постигнет".

Шел берегом он, запечатлевая

Озноб и жар трепещущей стопою

Во мхах, как тот, кто счастлив и в болезни,

Позволившей встать на ноги, он шел,

Однако помнил, что идет в могилу,

Где угасает пыл. Шел быстрым шагом

В тени дерев поэт вниз по теченью

Речушки говорливой, полог леса,

Величественно царственный, сменился

Над головой однообразно светлым

Безоблачным вечерним небосводом.

Поток бежал и клокотал, вскипая

В камнях седых; высокая осока

Склон каменистый тенью щекотала;

Лишь ветром искалеченные сосны

Вцепились в неподатливую почву

Корнями здесь. Все делалось вокруг

Ужаснее, и, как чело с годами

Морщинится и волосы ветшают,

А вместо ясных влажных глаз шары

Мерцают, цепенея, так исчезли

Цветы и упоительная тень

Зеленых рощ с благоуханьем тонким

И с музыкой; он шел невозмутимо

Вниз по теченью. Речка в лабиринте

Расширилась, теченье убыстряя

В извилинах, и в ледяном напоре

Вода срывалась вниз. На берегах

Обоих высились теперь утесы,

В своих невероятных очертаньях

Являя башни черные в неверном

Вечернем освещенье, затемняя

Равнину, обнаруживая в кручах

Расселины, оскал пещер, готовых

Бесчисленными языками вторить

Гремучему потоку. Разжимались

Там каменные челюсти, чьи зубы

Вот-вот сомкнутся снова, сокрушая

Весь мир, а под ущербною луною

И звездами озера, острова

И горы облачатся в свинцовый

Вечерний сумрак, а закатный пламень

Холмов и тени сумерек смешались

На горизонте. Ближняя окрестность

В суровой безыскусной наготе

Опровергала прелести вселенной;

Сосна, которая пустила корни

В скале, раскинула косые ветви,

На каждый возглас ветра отвечая,

На каждое мгновение затишья

И сочетая с воем бесприютных

Потоков песнь свою, пока река

В своем шероховатом и широком,

Но жестком русле рушится, бушуя

И пенясь, в бездну, рассыпаясь градом

Летучим на блуждающем ветру.

Но там, где был поток и где сосна

Над пропастью седою, был еще

Уступ укромный. Примостясь над кручей,

Поддержанный камнями и корнями,

Он позволял и небо созерцать

Со звездами, и темноту земную;

И в лоне страха тихо улыбался

Уступ. Оплел объятьями своими

Растрескавшиеся каменья плющ,

Даруя щедро свой вечнозеленый

Кров с ягодами сумрачными полу,

Не ведающему ничьей стопы;

И там же веселились дети вихря

Осеннего, разбрасывая листья,

Чье золото, чья бледность, чей румянец

--">