Светлана Васильевна Кекова - Цветная Триодь

закушенным ртом,

о молитве при звоне церковном,

о ушедшей любви — и о том,

что в сияющей вечности вьётся

между нами незримая нить…

Жизнь повсюду течёт, как придётся —

и не будем о ней говорить.

Так о чём? О сиянии алом,

что сквозит в золотых облаках,

о свиданьях за пыльным вокзалом,

о синице в дрожащих руках,

о смиренной, как ангелы, глине,

из которой нас вылепил Бог,

и об этой ликующей сини —

нашем праве на выдох и вдох.

На ладони у сводной сестрицы

аккуратной головкой вертя,

— Чем журавль благородней синицы? —

тихо спросит нас Божье дитя.

Только я ничего не отвечу,

тяготясь неизбывной виной,

и заплачу — надеясь на встречу

в новой смерти и в жизни иной.

14 июля 2000 г.

* * *

Сколько дал мне Господь — я запутался в этих дарах.

Я подобен овце, что затеряна Богом в горах.

Тёмной ночью я плачу, а утром синицу ловлю,

потому что синица — родная сестра журавлю.

Я — грядущего пленник, я узник вчерашнего дня,

здесь незримою сетью ловило пространство меня,

только плыл я, как рыба, вдоль мелкой прозрачной реки

и смотрел, как на рыб рыбаки расставляли силки,

как ходил птицелов с муравьиной мукой в бороде

и руками ловил отражения чаек в воде.

А на дальнем холме, где трава, как вода, зелена,

укрывала меня голубых облаков пелена,

и сияла луна, так что слёзы текли по лицу,

и пастух находил в одиноком ущелье овцу.

Он смиренно шептал: что там видится, там, впереди,

где заблудшую душу Господь прижимает к груди?

* * *

1

Дни твоей любви — как в руке гроши.

Дай один пятак на помин души,

а другой пятак ты в колодец брось —

тяжело живым жить с живыми врозь:

тем, кто ищет крест посреди могил,

тем, кто умер и имя своё забыл.

Покидает слово поверхность губ,

и закрыт, как ларь, деревянный сруб —

в нём столпом хрустальным стоит вода,

как любовь, что ещё не дала плода.

2

Тяжело тебе говорить: «прости» —

дни твоей любви, как вода в горсти,

утечёт меж пальцами, утечёт…

Что другим позор — то тебе почёт,

что другим убыток — тебе улов —

несказанный смысл в паутине слов.

3

Строя в небе город, снуют стрижи,

и цветут, как сон, васильки во ржи.

Пусть в воде светло, а в земле — черно,

но твои слова — как в руке зерно.

Прилетит синица из дальних мест,

где с колодцем рядом — дубовый крест,

а с рябиной жаркой — прохладный клён,

где детей головки светлы, как лён,

так светлы, что, кажется, час пробил

выходить усопшим из их могил.

4

— Но легко ли миром повелевать? —

спросишь ты у леса, земли, реки.

Прилетит синица зерно клевать,

пить святую воду с твоей руки

прилетит прозрачная стрекоза,

приползёт заботливый муравей —

и твоё лицо обовьёт лоза,

позабытый царь голубых кровей.

Вот и жизнь прошла, как короткий день,

отгорел закат — впереди темно,

и, уже не жалуясь на мигрень,

обнажил колодец сухое дно.

Там блестит монетка — последний знак,

что любовь в душе оставляет след,

а душа летит в тот слепящий мрак,

где уже ни жизни, ни смерти нет.

* * *

Это — ты, похороненный заживо,

говоришь глинобитной стране

слово — пуха белее лебяжьего,

тяжелее, чем камень на дне,

легче облака, ангелом тканного,

крови жертвенной горячей…

Это — жизнь, обретённая заново

у семи чудотворных ключей.

Но, покуда из сил ты не выбился,

знай, что эры иные грядут:

пирамиду над чучелом ибиса

египтяне опять возведут.

Возведут с аккуратностью жреческой,

маскируя священный испуг, —

и на флейте, на дудочке греческой

заиграет последний пастух.

Если б был ты доверчивым юношей,

что б у Господа ты попросил?

У могил, перекрёстков и пустошей

выбивается время из сил.

Пляшут стрелки, качается маятник,

зеленеет небес бирюза,

а в душе твоей грешник и праведник

--">