Светлана Васильевна Кекова - Солдатская трава

доселе мир подвластен тварный,

но в небесах царит луна,

как некий гений лучезарный.

И кто судьбой за грех платил,

тому посмертный жребий страшен —

но влажным пламенем светил,

как прежде, небосвод украшен.

Пускай щебечет птичий рой,

горячей солью пахнут слёзы,

бесшумно из земли сырой

растёт сияние берёзы.

И неба вечная купель

влечёт неведомою силой,

и светлый ангел колыбель

качает над пустой могилой.

* * *

Жизнь растёт из умершего семени,

как из озера — тело реки.

Мы скользим по поверхности времени,

как по глади озёрной жуки.

И с какою-то детской беспечностью

смотрим вверх — и срываемся вниз.

Разве можно, беседуя с вечностью,

получить поощрительный приз?

Как бы мы свою жизнь ни коверкали,

пожиная познанья плоды,

мы всегда отражаемся в зеркале

ослепительной, чудной воды.

Там колышутся ивы китайские

и дрожит силуэт рыбака,

перед ним расстилаются райские,

победившие смерть облака.

Видишь — в этой живой бесконечности

все начала сошлись и концы.

И снуют, словно вестники вечности

водомерки, жуки-плавунцы.

* * *

Птицы, летящие в дальние страны без визы,

реки, себя от истока влекущие к устью,

клёны, одетые в шитые золотом ризы,

арфы созвездий, поющие гимн захолустью,

все они живы, как наши ушедшие годы,

так нам знакомы, как вещи, видавшие виды.

Ночью и днём, несмотря на капризы погоды,

ангел возводит больших тополей пирамиды.

Ветер, как нищий, копается в лиственном хламе,

вётел шары отражаются в водах ребристых.

В их глубине, как в огромном языческом храме,

своды украшены стаями рыб серебристых.

Бедный скиталец, неведомый странник, пришелец,

путник усталый, бредущий по белому свету,

что же ты слушаешь листьев шуршанье и шелест,

не замечая, что жизнь твоя канула в Лету?

Ты не боишься слепого клинка Немезиды

и не срываешь взращённый богинею ирис,

ибо в земле, собирающей слёзы Изиды,

тело срастётся, весною воскреснет Осирис.

Ну, а покуда беззвучного полон движенья

купол хрустальный в осеннем причудливом блеске.

Если б душа увидала своё отраженье,

благословила бы эти текущие фрески…

* * *

Давай мы построим дом с черепичной крышей,

он будет узкий, длинный, кирпично-красный,

не на песке мы построим его — на камне,

а в основанье серебряный крест положим.

Сначала в воздухе выстроим красный угол,

чтоб было где нам поставить икону Спаса.

Потом мы окна сделаем, чтобы ночью

на нас смотрела звезда под названьем Сатис.

Украсим окна ставнями, на которых

две райских птицы смотреть друг на друга будут.

Мороз-траву я развешу на красных стенах,

тимьян, душицу и алые шишки хмеля,

а рядом с домом выроем мы колодец,

из глубины изведём водяную жилу

и в эту воду серебряный крест опустим,

умоем лица прозрачной земною кровью.

Мы будем молча разглядывать птиц небесных,

траву сухую, бегущее мимо время

и солнца луч, что играет на чистых стёклах.

* * *

Мы красили волосы хною иранской

и времени двигали глыбы,

покуда в потоках воды Иорданской

скитались священные рыбы.

Мы пили вино, и сквозь грани стакана

оно пламенело, как рана,

и слёзы любви Галилейская Кана

мешала с водой Иордана.

И мы целовали сквозь кружево шали

в тоске материнские руки,

и вместе небесную пищу вкушали

в преддверии вечной разлуки.

Мы падали, в кровь разбивая колени,

рыдали, как малые дети,

и Богу молились, пока в Галилее

сушились рыбацкие сети.

Плывёт облаков поднебесное братство

прообразом будущей жизни.

О, как нам досталось такое богатство

в земной и небесной отчизне!

На лицах останутся счастье и горе,

как оттиск на ткани убруса,

как вечно хранит Галилейское море

следы от стопы Иисуса.

* * *

Знакомый мир поймать не может

                           взгляд:

--">