Ирина Валерина - Сказочки без границ [СИ]

ничейные дети, сбежавшие в никуда…

Иди же на голос, мой терпкий, садись за стол,

добавлю в касания мёда, в бокалы — льда,

и век потечёт за веком под сенью век.

…Арабика ночи от лунного молока

теряет горчинку.

Горят светлячки в траве.

…Прости, всё труднее в словесное облекать

тягучие нити.

Запутанные клубки

сундук переполнили — кто там теперь поймёт,

что правда, что ложь.

Всё едино.

…Шаги легки.

Горячие пальцы касаются, плавя мёд…

Бродяжье

Бродить по свету, быть в ладу с собой —

самим, самой — от самости зверея.

Тони, не жди, моя Гиперборея,

я твой давно потерянный герой.

Сну-с-нум-р-р… Ик! Снова не усну.

Глухая ночь лишает чувства речи.

Сентябрьский ветер ищет сук покрепче —

и виснет на визгливую сосну.

К заутрене ли, к третьим петухам

(чем дальше в осень, тем короче части

спектакля о предательстве и страсти),

сойдутся Вечный жид и вечный хам

в одной отдельно взятой голове

обговорить бродяжьи перспективы,

армагеддонец ляснет инвективой,

но мир спасет хрустящее лавэ,

а также чашка кофе и рогалик.

Залатан плащ, и троллинский колпак

мигрень укрыл от солнца кое-как,

и дряхлый век гнилые зубы скалит,

но не отходит слишком далеко.

Прощай, покой! Попробуем присниться

Малышке Мю в урочный час — девицы,

покуда не обсохло молоко,

забавны. Но не более того.

А после… Ну, не будем о печальном.

От ласк огня запел дискантом чайник,

взошёл над миром баннер made in China,

корабль Земли вот-вот в рассвет отчалит,

и больше не случится

ни —

че —

go!

Эльфа ищи

Эльфа ищи по следам его:

по трепету вспугнутых снов,

по ветке, в окно постучавшей,

по еле слышно скрипнувшей половице

крыльца, на котором полночь

сидит, пересчитывает светлячков

и — обращает в звёзды.

Эльфа ищи по эху его:

по серебристому смеху,

тающему в полях,

по шороху в зарослях любистока,

по птичьему вскрику спросонья:

тревожному, неосторожному,

раскрывающему гнездо.

Эльфа ищи по делам его:

по касаниям беглым,

по горячему шёпоту,

по нечаянно сплетённому спеллу —

впрочем, если эльф это сделал,

то случайности исключаются,

и ты уже приобщён

к текучей речи зачарованного междуречья,

где год — это жизнь, а век — вечен.

Выходи в сад — там времена летят,

распускаются почки,

взрываются тугие облатки бутонов,

полусонные пчёлы жужжат в недоумении:

невозмож-ж-ж-ж-жнооо.

Всё возможно, когда приходит эльф, —

и какая разница, что близок ноябрь?

Но если весенний сад внезапно засыплет снегом,

не ищи логики — эльфы невероятны.

Сказочка из параллели

Если старая выпь пропадёт на замшелом болоте,

если стихнет её надоевший утробный «у-тру-умб»,

если дождик грибной убежит по лесам непогодить,

назвенев напоследок продрогшему за ночь ведру

едкий спич о пустом, что стремится наполниться сутью,

а ведро, что лудилось не трижды, опять промолчит;

если станут часы — неподкупные страшные судьи,

и ничейная тень под истёршийся коврик положит ключи

от вчерашнего дня (словно здесь ещё символы в помощь,

словно тот, кто свободен, способен хоть что-то принять),

то прольётся в фарфор кровь арабики — вязкая горечь,

и грядущее, с прошлым сливаясь, отправится вспять:

слушать слёзы дождя, греть за пазухой стылые чувства,

замыкать новый круг, что по сути — всего лишь черта,

возводить пустоту в откровенную степень искусства

и по выпьим следам клинописные сказки читать.

Очуравшись три раза и сплюнув для верности влево,

пей свой огненный кофе и аз-буки-веди нижи.

Присмотрись к мелочам, дорогая моя королева, —

под пером не чернила подсохли, а целая жизнь.

Так твори же мой мир, сдвинув набок корону из фетра.

Посули мне всего — пусть банально, но я оценю.

…. Плачет бедная выпь,

дождь, как рыцарь, сражается с ветром,

но --">