Ирина Валерина - Сказочки без границ [СИ]

Ирина Валерина СКАЗОЧКИ БЕЗ ГРАНИЦ

Здравствуйте, мистер Пен

«Здравствуйте, мистер Пен!

Давеча тёрла хрен, вспомнила вдруг про вас, а тут ещё свет погас, и стало вокруг темно, ночь постучала в окно, и горько от слёз — хоть вой, благо, что муж глухой, благо, что крепко спит… запоем пьёт, паразит…

Впрочем, о чём же я? Какая ни есть — семья, опять же — зарплату в дом, не важно, что дом — на слом, а если когда и бьёт, всё лучше, чем вор и мот, и в дом не таскает фей — в амурах он корифей… был, лет двадцать назад — нынче уже пузат, хлещет без меры эль, даром коптит постель, но, в целом, хороший муж, привыкла уже к ярму.

Да что ж я всё о себе-с? Совсем одичала: здесь воспитанных нет людей — у тутошних-то бл чертей давно не в ходу этикет, тут каждый второй отпет, а каждый четвёртый — хам, все прочие — пополам.

А вы, к нам вести дошли, шинкуете там рубли… или же евробакс? И всё у Вас в жизни max, и ласковая жена, и нежной любви полна, и дом, и в доме, и сын — по слухам, так не один.

Мой Питер… а помнишь ты дыхание той темноты, где жил твой извечный страх — до дрожи щенячьей в ногах, до скованной немоты…

Мой Питер, что помнишь ты? Забыл ты моё тепло — и вот до чего дошло: волшебной стране — каюк… В кольце моих нежных рук ты спал и дышал легко, и таяло молоко вокруг твоих тёплых губ… А после ты стал так груб, а после ты стал так зол — понятно, твой час пришёл, тебя позвала она — ужасная мне страна. И я тебя отвела — объявленного числа, когда отпускают всех, похищенных для утех. И ты, уходя, шептал, что именем всех начал клянёшься помнить о нас в свой каждый грядущий час. И ты ушёл…

И забыл!!! И скоро стал мир не мил, и вереск пожрала тля, и всё оказалось зря!

Ну что же, будь счастлив там, отбросив ненужный хлам, ведь сказки — пустая муть… А мы… проживём как-нибудь.

Скажи мне — изыдь, отзынь!»

И подпись:

фея Динь-Динь.

Я очень хочу. Ты жди

Хай, Питер! У нас нынче умер снег… Весь день, бесконечно долгий, муж драил до блеска свой «Туарег», а я — искала иголку. Напрасно, конечно… Постылый стог уже закрывал полнеба, и въелся под кожу слепой городок, и мыслилось тоже слепо.

Но вереск остался, назло зиме, и, значит, мы будем с элем — а в нашей изнаночной полутьме в него я всё крепче верю.

Я как-то писала тебе… на днях, а, может быть, на неделях… Дела? Да всё так же… Пока не «ах» — вновь гоблины канителят. «Замылили» просьбу, строчат отказ, один за другим, по плану. Но я поклялась, как в последний раз — когда зацветут тюльпаны, я вырвусь к тебе… Дорогой ценой оплачена мной разлука: я стала почти что душевноглухой. Я стала циничной сукой.

Ах, Питер… Я очень хочу. Ты жди. И я непременно сбудусь, приду, как приходят стеной дожди, приду, как приходит чудо — внезапно, случайно и невпопад.

И вот ещё что… Да, Питер… Ты вряд ли мне будешь безумно рад — ты душен, как старый свитер. А я всё такая же… Так на кой, ты спросишь, нам эта встреча?

Мне нужно махнуть на тебя рукой, и в дивный грядущий вечер сказать лишь три слова: «Тебя здесь нет» — и мир твой исчезнет с карты. А в мой — возвратится тотчас рассвет. Не так уж и мало, правда?

Ты жди. Я приду. Не поможет: «Сгинь!»

Я больше. Тебе. Не верю.

Закончилось время твоей Динь-Динь.

Я стала ничейной феей.

Беспристрастное

Он в меня немного верит.

Странный старый человек…

Каждый день гуляет в сквере,

полном ветренных истерик.

По просыпанной листве

бродит час,

потом, усталый,

без оглядки на часы,

охнув: «…время пробежало»,

вновь к дремоте одеяла

возвращается в нежизнь.

Долгим вечером качалка

мерным скрипом полнит дом.

Мне его отчасти жалко —

прежде дерзким был и ярким.

Но во времени густом

нет лакун — и нет бессмертных.

Тварный мир идёт вперёд,

ежегодно платит ренту,

вера в свет покорно меркнет —

и угаснет в свой черёд.

Я бездушна?

Да, бесспорно.

Для живущих в царстве фей

бездушевность — это норма.

Я — идея.

Тело — форма.

Сроду не нуждалась в ней.

Он меня, похоже, помнит —

иногда зовёт во сне.

И во тьме постылых комнат

этот шёпот, ночью пойман,

чем-то терпким дорог мне.

Доживает он достойно —

--">