Эдна Сент-Винсент Миллей - Любовный хлеб

Эдна Сент-Винсент Миллей Любовный хлеб

СТИХОТВОРЕНИЯ

«От воскрешенных утром сновидений…»

От воскрешенных утром сновидений

Печалью день пронзен. Везде — укор.

Хочу читать — но слез поток осенний

Стекает на руки, туманит взор.

Скорбь на корню сильней, чем грусть в предгрозье:

Та скорбь в плену у тайны роковой

Выбеливает щеки алой розе,

Мертвит бутон и сушит лист живой.

Глубокий пруд у берегов прозрачен,

Искрится солнцем, тянется к цветам,

А в омуте его покой утрачен:

Чернея, бьется чье-то сердце там.

Сны прогоняют сон; я слез не прячу:

Заплачу — и проснусь, проснусь — и плачу.

«Ложь! Время боли не смягчит такой…»

Ложь! Время боли не смягчит такой,

Такой тоски оно не исцелит.

О милом дождь, рыдая, говорит,

О милом что ни день шумит прибой.

Из сада тянет прелою листвой,

Со склонов горных талый снег бежит,

Но прежней страстью все еще горит

Душа моя; в ней — прежних мыслей строй.

В иных местах мне страшно — там кругом

Жизнь памятью о нем напоена.

Порой скажу, легко войдя туда,

Где мой любимый не был никогда:

«Здесь нет его!» Скажу, и вмиг о нем

Я вспомню, мыслью этой сражена.

«Ты — в памяти оттаявшей земли…»

Ты — в памяти оттаявшей земли,

Дороги пыльной, вешнего цветенья,

В неторопливом лунном восхожденье;

Ты — в каждой птичьей трели, что вдали

Звенит в разгаре лета, в запустенье

Гнезд, что когда-то свили журавли,

Во всех ветрах и бурях, что прошли

Над миром в годовом круговращенье.

Вверх по тропе, исхоженной рассветом,

Ты не пойдешь, и шума птичьих крыл

Ты не услышишь в воздухе прогретом,

Когда птенец давно уж в небо взмыл, —

Но ты пронизан красотой и светом,

И долгий год тебя не позабыл.

«О, если до меня домчится весть…»

О, если до меня домчится весть,

Что ты погиб, тебя на свете нет —

В газете, скажем, я могу прочесть,

Которую в метро листал сосед,

Что на углу (указано, каком,

С дотошностью газет), толпою скрыт,

Бегущий человек с твоим лицом

Сегодня ровно в полдень был убит, —

Не вскрикну я: в метро, среди людей,

Нельзя же так в отчаянье впадать!

За бегом станционных фонарей

Чуть пристальней я стану наблюдать,

С чуть большим интересом два столбца

Прочту — рекламу кремов для лица.

«В беседе нашей я зову вас другом…»

В беседе нашей я зову вас другом.

Да, вы мне друг; но знаем наперед —

Укоренится чувство, зацветет

Цветок душистый на стволе упругом.

Он выживет наперекор всем вьюгам.

Цветок на нас свой аромат прольет,

Смутимся мы, и голова пойдет,

Как водится, у нас обоих кругом.

Но здесь поддельной страсти места нет:

В нас бьется страсть Изольды и Тристана;

Гиневра Ланселоту свой привет

Как будто шлет из вражеского стана;

Франческа на Паоло нежный свет

Струит, роняя книгу непрестанно.

«Обеты я не слишком свято чту…»

Обеты я не слишком свято чту:

Не будь ты так прелестен, мой любимый,

С другим нашла бы я свою мечту

В погоне за красой неуловимой.

Не будь ты редким яством для меня

И вечным утоленьем дикой жажды,

Я бы сбежала среди бела дня

Искать другого, как тебя однажды.

Но ты блуждаешь с ветром заодно;

Приязнь твоя изменчивей прибоя.

Непостоянной быть немудрено —

Ведь я меняюсь следом за тобою.

Любовь моя беспечна и вольна:

Я неверна, когда тебе верна.