Анна Евтушенко (Белкина) (Anka Belka-Nekromantka) - Разум и энергия (СИ)

========== Пролог ==========

Человек тащил по песку лёгкую тростниковую лодку. Спотыкаясь, отирая рукавами пот, он спешил спустить её на воду — нужно переплыть озеро до темноты. Человек был измучен, обгоревшая на солнце кожа клочьями слезала с лица, царапины на руках воспалились. Его одежды запачкались и выцвели, давно превратились в жалкие лохмотья. Ветер трепал их, всё больше раздирая ветхую ткань, в которой уже невозможно узнать платье бенедиктинца.

На полпути человек замер, натужно перевёл дух и взглянул перед собой, приложив ладонь ко лбу козырьком. В нескольких шагах от него тихо плескалась озёрная вода, медленно сползало к горизонту красное солнце — пряталось в дымку. Темнели вдалеке скалы, причудливо изъеденные пустынными ветрами. С озера наползал туман, воздух из знойного быстро становился холодным и влажным. Нужно спешить: ночевать на берегу — значит, быть заживо съеденным. Львы и гиены по ночам спускаются к озеру Дебо на водопой, крокодилы выходят на берег.

Человек, в который раз смахнул пот со лба, отогнал назойливых насекомых. Вцепившись в лодку, он упрямо поволок её дальше. Протяжные песни птиц и стрекотание цикад заглушил истошный вопль. Под сенью пальм метался в лихорадке второй человек. В таких же истлевших лохмотьях и такой же худой, он пропадал от недуга и орал молитвы в последней надежде на исцеление. Но Господь давно отвернулся: оба пришли в неизвестные земли вовсе не с миссией веры.

— Сейчас, Гюсто, потерпи, — закряхтел Мартин, столкнув, наконец, лодку в озеро.

Огромные яркие лягушки заткнулись, разбегаясь в стороны, грузно шлёпаясь в воду. Взлетела в воздух длинноногая птица и унеслась, сверкая алыми перьями. Мартин не мог больше слышать крики Гюсто — они не давали ему уснуть по ночам, не давали молиться и думать. Снадобий Мартин не знал, не умел собирать травы, и помочь другу ничем не мог, а Гюсто становилось всё хуже. Ещё третьего дня он сам ковылял, опираясь на палку, но теперь обе ноги Гюсто почернели и вздулись, он постоянно орал от этой адской боли. Бедняге лучше бы поскорее предстать перед богом, но тогда Мартин останется совсем один.

— Пошли, Гюсто, — Мартин закинул его ослабевшую руку за шею и помог подняться.

Гюсто очень лёгкий, исхудал до костей, потому что не мог есть ни зачерствевшие лепёшки, ни жёсткое засоленное мясо. Он навалился на Мартина и беспомощно висел: боль не давала наступить.

— Я… не могу, — прошептал он, оступаясь. — Иди без меня.

Сделав единственный шаг, Гюсто вскрикнул и осел на землю. Он кричал и плакал от боли, но Мартин отвернулся, упёрся лбом в шершавую кору ближайшего дерева. По его щекам катились бессильные слёзы, Мартин стискивал и разжимал кулаки. Выхватить меч, и разом избавить Гюсто от мучений… Но, нет: тогда он сам потеряет душу и попадёт в ад, как убийца. Солнце всё ниже, уже почти коснулось далёких скал. Где-то посреди озера есть остров — несколько раз Мартину чудилось, что он видит его, вглядываясь в горизонт. Но, может быть, никакого острова нет, и легенда о нём — бестолковое враньё бродяги.

Бродяга. Мартин корил себя за то, что не убедил брата настоятеля вышвырнуть безумного странника, который заглянул к ним в обитель в одну из ночей. Диковинный тип был обряжен в изорванный, запылённый плащ, из-под которого зловеще сверкали доспехи, похожие на мелкую чешую непонятного цвета. Казалось, она меняется от матово-чёрной до глянцевитой, серебряной. Седые волосы незнакомца свисали космами, почти полностью закрывая лицо, но всё равно, Мартин заметил тёмную повязку через левый глаз. Гость стоял прямо, горделиво вскинув голову, как дворянин, и держал под уздцы высокого вороного коня. Брат настоятель Кальбер хотел его прогнать, очень уж незваный гость походил на колдуна. Однако, тот быстро уговорил его себя впустить: вынул увесистый, туго набитый монетами кошель.

От неожиданной лепты брат Кальбер весьма подобрел. Сам собрал для гостя на стол и ещё — спустился в погреба за вином. Бродяга оказался охоч до вина, а напившись, сделался болтливым и шумным. Опрокинув очередную кружку, он утёр рот рукавом. Тогда Мартин удивился: куда подевались его доспехи? Гость оказался одетым в простую изношенную рубаху, а чешуя полностью скрывала только левую руку.

— Ложь и злоба миром правят, — шепеляво от

--">