Дмитрий Юрьевич Веденяпин - Трава и дым

Что-то как будто сдвигалось, всплывало со дна

И возникало, зеркалясь, как сумерки в скрипе

Сосен за окнами, смутно похожее на

Оттиск бессмертья на выцветшем дагерротипе.

1992–1995

2

Там хорошо, где нас нет:

В солнечном лесу, в разноцветной капле,

Под дождем, бормочущим «крибле-крабле»,

В зелени оранжевой на просвет.

На краю сиреневой пустоты

Человек, как черточка на бумаге.

Летчик, испугавшийся высоты,

Открывает глаза в овраге.

Воздух скручивается в петлю

По дуге от чужого к родному.

Человек произносит: «Люблю!»

И на ощупь выходит из дому.

Ночь, как время, течет взаперти.

День, как ангел, стоит на пороге.

Человек не собьется с пути,

Потому что не знает дороги.

1992

«Он просиял и подошел к окну…»

Он просиял и подошел к окну,

Дрожавшему от грохота трамвая,

Вплетенного в живую тишину,

Звенящую сквозь снег, как неживая.

И вглядываясь в этот снег и свет,

Упавший навзничь в неприютном сквере

На комья грязи и клочки газет,

На праведных и грешных в равной мере

Прохожих без особенных примет,

Он рассудил не рассуждать о вере,

А просто верить в то, что смерти нет,

А милость есть — как в жизни есть потери,

Хранящие от сотни горших бед,

С рождения дежурящих у двери.

1986–1997

«Облако, прошитое пунктиром…»

Облако, прошитое пунктиром;

Черные отрезки в пустоте.

Тишина, влетевшая в квартиру

С непонятной вестью на хвосте.

На шкафу слоновий желтый бивень;

За окном висят наискосок

Шелестящий гоголевский ливень

И звенящий пушкинский снежок.

На столе двенадцать сшитых писем;

Вдалеке шершавый южный свет,

Лунный блик на черном кипарисе,

Виноградный белый парапет;

Звездопад, сиреневые горы,

За горами в тучах комаров

Деревенский домик за забором

Длинношеих солнечных шаров;

Рядом в бесконечно чутком мире

Суетится остренький Порфирий,

Свидригайлов к Дуне пристает,

А Ставрогин к Тихону идет,

По дороге превратясь в площадку

В камышах на берегу реки,

Где старик в вонючей плащ-палатке,

Замерев, глядит на поплавки.

Клюнуло! Рыбак привстал, метнулся

И с разбегу к удочке прилип;

В тот же миг внучок его нагнулся

И сорвал отличный белый гриб.

Свидригайлов вовсе не для смеха

Заряжает скользкий револьвер —

Барин, мол, в Америку уехал…

«Аз», «Добро», но всех главнее «Хер».

Бабочка с хрустальным перезвоном

Чокается с лампочкой и пьет

Сумерки, как дачник чай с лимоном,

А Ставрогин все-таки идет

На чердак в соседи к пыльной швабре…

В дальней чаще полыхает скит.

Над столом на медном канделябре

Кроткая карамора сидит.

Облако, прошитое пунктиром.

Поплавок, кувшинка, стрекоза.

Тишина, влетевшая в квартиру.

Широко раскрытые глаза.

1985

«Есть мир и Бог; мир, человек и Бог…»

Е.Л.Ш.

Сделай себе пару очков, которые называются «очками смерти»,

и через эти «очки смерти» смотри на все.

Савонарола

1

Есть мир и Бог; мир, человек и Бог;

Открытость миру и открытость Богу;

Есть камень у развилки трех дорог

И путник, выбирающий дорогу.

… Погибли все — и тот, кто захотел

Разбогатеть и поскакал направо,

И кто свернул туда, где власть и слава…

Лишь тот, кто выбрал смерть, остался цел.

2

Есть лес и снег, пустыня и вода,

Круг Зодиака, воздух, время года,

Земля и небо, слава и свобода,

Отчаянье и память, «нет» и «да».

Есть ад и рай с его рукой-лучом,

Пророки, маги, звезды, птицы, листья,

Художник, гравирующий мечом,

Боец-монах, сражающийся кистью:

Зеленый север, желтый юг, восток

Белее снега, красный запад, синий

--">