Семен Исаакович Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 3. Гражданская лирика и поэмы

бы: спишь ночами,

а зенитчик в ночь глядит,

чтоб схватить двумя лучами

птицу с бомбой на груди!

Музей гражданской

В музейном зале

в темной бронзе

мне показали

профиль Фрунзе.

И в залах сизых

в вечернем свете

стояли жизни,

витали смерти.

В знаменах дыры,

равнины в ямах,

а командиры

в спокойных рамах.

Конем в набеге

на блеск ружейный,

застыв навеки,

неслось сраженье.

И нам хотелось

ворваться в рамы,

в дым бросить смелость,

свист сабель в шрамы!

И каждый, с грустью

у стен ступая,

у уст почувствовал

ус Чапая.

Киров и Север

У полуострова Кольского,

где солнце поставлено косо, —

по мшистой окраине мира

прошел и задумался Киров.

И что ему делать на Севере,

где даже растения — серые,

как могут быть нами любимы

одетые в стужу Хибины?

Тут луч поскользнулся и тенью

бессильно пополз по растенью,

и край не мечтал о посеве,

где встретились Киров и Север.

И Север не выдал богатства,

он начал в снега облекаться,

магнитными двигать плечами,

шаманить косыми лучами.

Но Киров глазами просверливал

запретные прииски Севера,

окидывал взглядом Хибины,

входил в ледяные глубины.

Как Север ни прятал сокровища

в свои снеговые сугробища —

он вынул, зарытые в горы,

страны урожайные годы!

Не будет седого и сирого,

теплом обойденного края, —

здесь будут по замыслу Кирова

рождаться сады, расцветая.

Давайте поверим, что тропики

пришли на промерзлые тропки,

что ветер приносит оттуда

листочки лимона и тута;

что солнце поставлено выше,

что злаки качаются, выросши

на мшистой окраине мира,

где встретились Север и Киров.

Елочный стих

Оделась в блеск, шары зажгла:

«К вам в Новый год зайду-ка я!..»

И в наши комнаты зашла

подруга хвойнорукая.

Стоят дома при свете дня,

на крышах дым топорщится,

но если крыши приподнять —

весь город просто рощица!

А в этой рощице — ребят!

С игрушками! С подарками!

Нам новогодие трубят,

маша флажками яркими.

И я иду смотреть на Кремль,

мотель, и брови в инее;

там башня Спасская, как ель,

горит звездой рубиновой.

Весь город в елках зашуршал

в звон новогодней полночи, —

фонарь качается, как шар,

и уличный и елочный.

Бывало, в ночь под Рождество

прочтешь в любом журнальчике

рассказ про елку, барский стол

и о замерзшем мальчике.

Теперь таких журналов нет,—

мороз хватает за уши,

но мальчиков по всей стране

не видно замерзающих.

Для них дрова трещат в печах,

котлы и трубы греются;

их жизнь с оружьем на плечах

средь елей, в пасмурных ночах,

хранят красноармейцы.

И я стихами блеск зажег, —

входите, ель-красавица,

на ветку этот стих-флажок

подвесьте, если нравится!

Граница в будущем

Когда бой пошлет рабочим новую победу

и подымет флаг страны соседней ЦИК,

я еще раз, может быть, поеду:

Негорелое — Столбцы.

Пассажиры сходят с быстропоезда

перед бывшей пограничною сосной,

дети слазят, мамы беспокоятся,

отдыхает кит сверхскоростной.

Под навесом старый столб хранится,

рядом надпись, мраморно-бела.

Мы читаем: «Здесь была граница».

И действительно она была.

Дети спросят: — Кто она такая! —

Объясняю, гладя их рукой:

— Паспорт проверяли, пропуская…

— Дяденька, а паспорт кто такой? —

Педагог я очень маломощный:

— Ну, таможня, чемодан неся…

— А таможня — это там, где можно?

— Нет, ребятки, там, где все нельзя. —

Непонятно --">