Сергей Маркович Гандлевский - Стихотворения

босыми.

От мороза в груди колотье.

Продвигаюсь на женское имя —

Наилучшее слово мое.

Узнаю сквозь прозрачные веки,

Узнаю тебя, с чем ни сравни.

Есть в долинах великие реки —

Ты проточным просторам сродни.

Огибая за кровлею кровлю,

Я тебя воссоздам из ночей

Вороною бездомною кровью —

От улыбки до лунок ногтей.

Тихо. Половицы воровато

Полоснула лунная фольга.

Вскорости янтарные квадраты

Рухнут на пятнистые снега.

Электричество включат – и снова

Сутолока, город впереди.

Чье-то недослышанное слово

Бродит, не проклюнется в груди.

Зеркало проточное померкло.

Тусклое бессмысленное зеркало,

Что, скажи, хоронишь от меня?

Съежилась ночная паутина.

Так на черной крышке пианино

Тает голубая пятерня.

1973

* * *

До колючих седин доживу

И тогда извлеку понемножку

Сотню тысяч своих дежавю

Из расколотой глиняной кошки.

Народился и вырос большой,

Зубы резались, голос ломался,

Но зачем-то явился душой

Неприкаянный облик романса.

Для чего-то на оклик ничей

Зазывала бездомная сила

И крутила, крутила, крутила

Черно-белую ленту ночей.

Эта участь – нельзя интересней.

Горе, я ли в твои ворота

Не ломился с юродивой песней,

Полоумною песней у рта!

1973

* * *

Я смежу беспокойные теплые веки,

Я уйду ночевать на снегу Кызгыча,

Полуплач-полуимя губами шепча, —

Пусть гремят вертикальные реки.

Через тысячу лет я проснусь поутру,

Я очнусь через тысячу лет, будет тише

Грохот сизой воды. Так иди же, иди же!

Как я спал, как я плакал, я скоро умру!

1973

* * *

Есть старый флигель угловатый

В одной неназванной глуши.

В его стенах живут два брата,

Два странных образа души.

Когда в ночной надмирный омут,

Робея, смотримся, как встарь,

Они идут в одну из комнат,

В руке у каждого фонарь.

В янтарных полукружьях света

Тогда в светелке угловой

Видны два женские портрета,

И каждый брат глядит на свой.

Легко в покоях деревенских.

Ответно смотрят на двоих

Два облика, два лика женских,

Две жизни бережных моих.

Будь будущее безымянным.

Будь прошлое светлым-светло.

Все не наскучит братьям странным

Смешное это ремесло.

Но есть и третий в доме том,

Ему не сторожить портрета,

Он запирает старый дом

И в путь берет котомку света.

Путем кибиток и телег

Идет полями и холмами,

Где голубыми зеркалами

Сверкают поймы быстрых рек.

1973

* * *

А. Ц.

Как просто все: толпа в буфете,

Пропеллер дрогнет голубой, —

Так больше никогда на свете

Мы не увидимся с тобой.

Я сяду в рейсовый автобус.

Царапнет небо самолет —

И под тобой огромный глобус

Со школьным скрипом поплывет.

Что проку мямлить уверенья,

Божиться гробовой доской!

Мы твердо знаем, рвутся звенья

Кургузой памяти людской.

Но дни листая по порядку

В насущных поисках добра,

Увижу утлую палатку,

Услышу гомон у костра.

Коль на роду тебе дорога

Написана, найди себе

Товарища, пускай с тревогой,

Мой милый, помнит о тебе.

1974

* * *

Цыганскому зуду покорны,

Набьем барахлом чемодан.

Однажды сойдем на платформы

Чужих оглушительных стран.

Метельным плутая окольным

Февральским бедовым путем,

Однажды над городом Кельном

Настольные лампы зажжем.

Потянутся дымные ночи —

Good bye, до свиданья, adieu.

Так звери до жизни охочи,

Так люди страшатся ее.

Под старость с баулом туристским

Заеду – тряхну стариной —

С лицом безупречно австрийским,

С турецкой, быть может, женой.

The sights необъятного края:

Байкал, Ленинград и Ташкент,

Тоскливо слова подбирая,

Покажет толковый студент.

Огромная русская суша.

Баул в стариковской руке.

О чем я спрошу свою душу

Тогда, на каком языке?

1973

* * *

Сотни тонн боевого железа

Нагнетали под стены Кремля.

Трескотня тишины не жалела,

Щекотала подошвы земля.

В эту ночь накануне парада

Мы до часа ловили такси.

Накануне чужого обряда,

Незадолго до личной тоски.

На безлюдьи под стать карантину

В исковерканной той тишине

Эта полночь свела воедино

Все, что чуждо и дорого мне.

Неудача бывает двуликой.

Из беды, где свежеют сердца,

Мы выходим с больною улыбкой,

Но имеем глаза вполлица.

Но всегда из батального пекла,

Столько тысяч оставив в гробах,

Возвращаются с привкусом пепла

На сведенных молчаньем губах.

Мать

--">