Сергей Маркович Гандлевский - Стихотворения

моя народила ребенка,

А не куклу в гремучей броне.

Не пытайте мои перепонки,

Дайте словом обмолвиться мне.

Колотило асфальт под ногою.

Гнали танки к Кремлевской стене.

Здравствуй, горе мое дорогое,

Горстка жизни в железной стране!

1974

Декабрь 1977 года

Штрихи и точки нотного письма.

Кленовый лист на стареньком пюпитре.

Идет смычок, и слышится зима.

Ртом горьким улыбнись и слезы вытри,

Здесь осень музицирует сама.

Играй, октябрь, зажмурься, не дыши.

Вольно мне было музыке не верить,

Кощунствовать, угрюмо браконьерить

В скрипичном заповеднике души.

Вольно мне очутиться на краю

И музыку, наперсницу мою, —

Все тридцать три широких оборота —

Уродовать семьюдестью восьмью

Вращениями хриплого фокстрота.

Условимся о гибели молчать.

В застолье нету места укоризне

И жалости. Мне скоро двадцать пять,

Мне по карману праздник этой жизни.

Холодные созвездия горят.

Глухого мирозданья не корят

Остывшие Ока, Шексна и Припять.

Поэтому я предлагаю выпить

За жизнь с листа и веру наугад.

За трепет барабанных перепонок.

В последний день, когда меня спросонок

По имени окликнут в тишине,

Неведомый пробудится ребенок

И втайне затоскует обо мне.

Условимся, о гибели – молчок.

Нам вечность беззаботная не светит.

А если кто и выронит смычок,

То музыка сама себе ответит.

1977

Друзьям-поэтам

Подступал весенний вечер.

Ветер исподволь крепчал.

С ближней станции диспетчер

В рупор грубое кричал.

В лужах желтые ботинки

Пачкал модный пешеход.

В чистом небе, как чаинки,

Вился птичий хоровод.

В этот славный вечер длинный,

Праздник неба и земли,

Вдоль по улице старинной

Трое странные прошли.

Первый двигался улиткой,

Усом долог, ростом мал,

Злобной заячьей улыбкой

Небо кроткое пугал.

Рядом с первым неуклюже

Нечто женское брело,

Опрокидывалось в лужи,

В кулаке башмак несло.

Третий зверь, поросший мехом,

Был неряшлив и сутул.

Это он козлиным смехом

Смуглый воздух полоснул.

Трех уродцев мучал насморк —

Так и шмыгали втроем.

Переругивались наспех,

Каждый плакал о своем.

Три поэта ждали смерти,

Воду перчили тоской,

За собой на длинной жерди

Флаг тащили шутовской.

Боже! Я дышу неровно,

Глядя в реки и ручьи,

Я люблю беспрекословно

Все творения Твои.

Понимаю снег и иней,

Но понять не хватит сил,

Как Ты музыкою синей

Этих троллей наделил!

1974

* * *

Ружейный выстрел в роще голой.

Пригоршня птиц над головой.

Еще не речь, уже не голос —

Плотины клекот горловой.

Природа ужаса не знает.

Не ставит жизни смерть в вину.

Лось в мелколесье исчезает,

Распространяя тишину.

Пусть длится, только бы продлилась

Минута зренья наповал,

В запястьях сердце колотилось,

Дубовый желоб ворковал.

Ничем души не опечалим.

Весомей счастья не зови.

Да будет осень обещаньем,

Кануном снега и любви.

1975

* * *

Чуть свет, пока лучи не ярки,

Еще при утренней звезде,

Скользить в залатанной байдарке

По голой пасмурной воде.

Такая тихая погода

Лишь в этот час над головой,

И наискось уходит в воду

Блесна на леске голубой.

Здесь разве только эти громки

Удары сердца в тишине

Да две певучие воронки

Из-под весла на глубине.

Здесь жизнь в огрехах и ошибках

(Уже вчерашнюю на треть)

Легко, как озеро в кувшинках,

Из-под ладони оглядеть.

Она была не суетлива,

Не жестока́, не холодна.

Всего скорее справедлива

Была, наверное, она.

1975

* * *

Я был зверком на тонкой пуповине.

Смотрел узор морозного стекла.

Так замкнуто дышал посередине

Младенчества – медвежьего угла.

Струилось солнце пыльною полоской.

За кругом круг вершила кровь по мне.

Так исподволь накатывал извне

Времен и судеб гомон вавилонский,

Но маятник трудился в тишине.

Мы бегали по отмелям нагими —

Детей косноязычная орда, —

Покуда я в испарине ангины

Не вызубрил твой облик навсегда.

Я телом был, я жил единым хлебом,

Когда из тишины за слогом слог

Чудное имя Лесбия извлек,

Опешившую плоть разбавил небом —

И ангел тень по снегу поволок.

Младенчество! Повремени немного.

Мне десять лет. Душа моя жива.

Я горький сплав лимфоузлов и Бога —

Уже с преобладаньем божества…

…Утоптанная снежная дорога.

Облупленная школьная скамья.

Как поплавок, дрожит и тонет сердце.

Крошится мел. Кусая заусенцы,

Пишу по

--">