Георгий Раевский - Одинокий прохожий

измученным сынам.

Все живущее, в ощущении Раевского, имеет основное устремление — ввысь, к солнцу, к небу, — от земной скудости и суеты земных дел, и только в этом взлете-порыве находит оправдание своей малости, своей низменности:

Лежу в траве, раскинув руки,

В высоком небе облака

Плывут — и светлой жизни звуки

Доносятся издалека.

Вот бабочка в нарядном платье

Спешит взволнованно на бал,

И ветер легкие объятья

Раскрыл и нежную поймал.

Но, вырвавшись с безмолвным смехом,

Она взлетела к синеве —

И только золотое эхо

Звенит в разбуженной листве.

Блаженный день, не омраченный

Ничем, — тебя запомню я,

Как чистый камень драгоценный

На строгом фоне бытия.

Даже пьяница, и тот способен у него в какое-то мгновенье увидеть «лучезарное виденье» и так же, как бабочка, «взлететь к синеве»:

На резкий звон разбитого стекла,

Сердито охая и причитая,

Хозяйка подбежала: со стола

Стекала тихо струйка золотая,

И пьяница, полузакрыв глаза,

Прислушиваясь к льющемуся звуку,

Блаженно подмигнул и поднялся

И протянул доверчивую руку.

Но было некому ее пожать:

Все с гневом осудили разрушенье.

Он загрустил; никто не мог понять,

Какое лучезарное виденье,

Средь золотисто-светлого вина,

Какой веселый мир ему открылся!

Он радостно — какая в том вина? —

Взмахнул рукою, — и стакан разбился.

Любовь и смерть — вечная тема, — конечно, присутствуют в стихах Георгия Раевского.

Друг мой ласковый, друг мой любимый,

По пустым, по осенним полям

С сердцем сжатым задумчиво шли мы,

И на платье, на волосы нам

Наносило порой паутины:

В синем холоде запад тонул,

И далекий, печальный, равнинный

Ветер бедную песню тянул:

Как прощаются, как расстаются,

Как уходят; как долго потом

Паутины прозрачные вьются

Ясным вечером, в поле пустом.

Я приведу еще одно стихотворение Георгия Раевского о смерти, чтобы показать, как он умел, с особой какой-то примиренностью, чувствовать иногда глубину вечного покоя:

Старичок огородник не будет

По тропинке спускаться сюда,

Ранним утром меня не разбудит

Свистом чистым, как пенье дрозда,

Мирным стуком, знакомой вознею,

Шумом льющейся в лейку воды:

Он лежит глубоко под землею,

И могилы кругом и кресты.

Но цветы на его огороде

Раскрываются легкой семьей,

Теплый ветер меж грядками бродит,

Прилетает пчела за пчелой.

И подобно таинственной славе

С неба медленно льется заря

На кусты, на траву и на гравий,

На забытой лопате горя.

Очень верующий человек и церковник, Георгий Раевский хотел найти возможность говорить в стихах о вере, о духовном преображении и на сюжеты из Писания.

В книге «Новые стихотворения» и в последнем его сборнике «Третья книга» («Рифма», 1953 г.) ряд стихотворений, как, например, «Бегство в Египет», «Никодим», «Петр», «Иов» и т. д., посвящены библейским сюжетам.

Такие стихи очень нравились религиозно настроенным читателям и даже создали Г. Раевскому репутацию «христианского поэта», но «золотой запас» его поэзии составляют, несомненно, его чисто лирические стихи.

Юрий ТЕРАПИАНО. Встречи: 1926–1971. М., 2002.

Тамара Величковская. О поэте Г. Раевском

19 февраля исполнилось 10 лет со дня кончины Г. А. Раевского.

С Георгием Авдеевичем Раевским я встретилась впервые после Второй мировой войны, когда, пережив несколько лет «затемнения» в прямом и в переносном смысле слова, Париж снова ожил и начал постепенно становиться тем, чем ему всегда следует быть.

Русский Париж тоже встрепенулся. Возобновились литературные вечера, доклады, спектакли, концерты, балы.

Возродились и поэтические кружки. Кое-кого из поэтов унесла война, но все же оставалось еще много известных имен. Собирались у Ю. К. Терапиано, у Г. Иванова, у В. Смоленского… Возникли и новые «молодые» кружки, куда --">