Уильям Шекспир - Поэмы и стихотворения

Поэмы и стихотворения

Венера и Адонис

ВЕНЕРА И АДОНИС Перевод А. М. Федорова (1904)^[1]

Его Милости Генриху Райотсли,

Герцогу Саутгемптонскому

и барону Тичфильдскому.

Ваша Милость!

Я сознаю, что поступаю очень дерзновенно, посвящая мои слабые строки Вашей Милости. Свет меня осудит за соискание столь сильной опоры, когда моя ноша столь легковесна, но если Ваша Милость подарит мне свое благоволение, я буду считать это высочайшей наградой и даю обет пользоваться всеми моими свободными часами и неустанно работать до тех пор, пока не создам в честь Вашей Милости какого-нибудь более серьезного творения. Но если этот первенец моей фантазии окажется уродом, я буду сокрушаться о том, что у него такой благородный крестный отец, и никогда более не буду возделывать столь неплодовитую почву для того, чтобы снова не собрать столь плохой жатвы. Я предоставляю это мое детище на рассмотрение Вашей Милости и желаю Вашей Милости исполнения всех Ваших желаний на благо мира, возлагающего на Вас свои надежды.

Покорный слуга Вашей Милости

Вильям Шекспир

Vilia miretur vulgus; mihi flavus

Apolo Pocula

Castalia plena ministret aqua.

(Ovid., I. Am., XV) ^[2]

Едва лишь с утром плачущим простился

В последний раз багряный солнца лик,

Уж Адонис к охоте снарядился.

Любя ее, он страсть клеймить привык.

Венера вслед задумчиво стремится,

Чтоб обольстить и страстью насладиться.

"О цвет полей! Ты алых роз румяней, —

Она твердит. — Прекраснее трикрат

Меня, и нимф, и всех земных созданий!

В тебя излив красу и аромат,

Сама природа выдала без лести

Что ты умрешь — и мир погибнет вместе.

Природы перл, смири коня! Уздою

К луке седла склони его главу.

За эту Милость я тебе открою

Блаженство тайн сладчайших наяву.

Здесь нет змеи. Сойди в траву густую.

Сядь здесь, со мной… Тебя я зацелую…

Но уст твоих пресытить я не в силах.

Среди даров их голод истомит,

Кровь то к губам прильнет, то вспыхнет в жилах.

В одном лобзаньи вечность пролетит,

И в миг один сольется их десяток.

Весь летний день для игр подобных краток".

Его слегка увлаженную руку —

И мужества и силы образец —

Она берет, лелея страсти муку,

Зовет росой, бальзамом… Наконец

Молчанье так в ней силу распалило,

Что с лошади она его стащила.

В одной руке держа узду коня,

Она другой красавца привлекала.

Не чувствуя любовного огня,

Смущенный, он досадовал немало.

Она пылала страстью. От стыда

Он красен был, но холоднее льда.

Уж дикий сук обвит уздой наборной —

О, как любовь проворна и ловка! —

На месте конь. И с силою упорной

Роняет навзничь юношу рука;

Так ей самой хотелось быть склоненной,

Подвластен он, хотя и не влюбленный.

Она ложится рядом с ним небрежно,

И пышность бедр и локти их оплот.

Она ему ланиты треплет нежно.

Бранится он, — она смыкает рот

И говорит, волнуясь и целуя:

"Молчи, иль уст тебе не разомкну я!"

Он от стыда горит. Она слезами

Невинный жар стремится потушить,

Обвеять золотыми волосами,

Как веером, и — влагу осушить.

Бесстыдной он зовет ее с укором,

Но поцелуй враждует с разговором.

Как голодом томимая орлица

Терзает клювом перья, мясо, кость

И бьет крылом, пока трепещет птица,

Пока в груди и голод есть, и злость, —

Так целовать она его готова.

Окончила и начинает снова.

Он принужден терпеть. Но, непреклонный,

Лежит, в лицо ей тягостно дыша.

Его дыханье струйкой благовонной

Она зовет и пьет его спеша,

Жалеет, что лицо не сад цветочный,

Чтоб освежиться влагой непорочной.

И Адонис, как голубь в крепкой сети,

В ее объятьях пламенных лежит.

Но этот гнев и все упреки эти

Его лицо лишь красят, как и стыд.

Дождь, над рекой пролившись, часто топит

Прибрежие и волны вдаль торопит.

Она все молит, вкрадчиво и дивно,

И повесть уху --">