Владислав Фелицианович Ходасевич , Георгий Викторович Адамович , Георгий Владимирович Иванов , Владимир Владимирович Набоков , Дон-Аминадо , Иван Алексеевич Бунин , Игорь Васильевич Северянин , Константин Дмитриевич Бальмонт , Марина Ивановна Цветаева , Владимир Алексеевич Смоленский , Зинаида Николаевна Гиппиус , Арсений Несмелов , Иван Иванович Савин , Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева , Николай Авдеевич Оцуп , Владимир Александрович Петрушевский - Эмигранты. Поэзия русского зарубежья

встает и к востоку летит

против сильного ветра — в пределы,

где невмочь и терпеть и любить…

Белый флаг — мое белое дело,

золотая рассыпалась нить;

ну а дым все чернее, чернее,

развевает, как искры, шитво:

я на родине, только не с нею,

как мне жить, если всюду мертво!..

Виктор Петров

Георгий Викторович Адамович 1892–1972

«И после навеки забыл…»

И после навеки забыл,

За все, что в сгораньях заката

Искал ты и не находил,

И за безысходность мечтанья

И холод, растущий в груди,

И медленное умиранье

Без всяких надежд впереди,

За белое имя спасенья,

За темное имя любви

Прощаются все прегрешенья

И все преступленья твои.

«Ночью он плакал. О чем, все равно…»

Н.Р.

Ночью он плакал. О чем, все равно.

(Многое спутано, затаено).

Ночью он плакал, и тихо над ним

Жизни сгоревшей развеялся дым.

Утром другие приходят слова,

Перебираю, что помню едва.

Ночью он плакал… И брезжил в ответ

Слабый, далекий, а все-таки свет.

«Что там было? Ширь закатов блеклых…»

Что там было? Ширь закатов блеклых,

Золоченых шпилей легкий взлет,

Ледяные розаны на стеклах,

Лед на улицах и в душах лед.

Разговоры будто бы в могилах,

Тишина, которой не смутить…

Десять лет прошло, и мы не в силах

Этого ни вспомнить, ни забыть.

Тысяча пройдет, не повторится,

Не вернется это никогда.

На земле была одна столица,

Все другое — просто города.

«Наперекор бессмысленным законам…»

Наперекор бессмысленным законам,

Наперекор неправедной судьбе

Передаю навек я всем влюбленным

Мое воспоминанье о тебе.

Оно, как ветер, прошумит над ними,

Оно протянет между ними нить,

И никому неведомое имя

Воскреснет в нем и будет вечно жить.

О, ангел мой, холодную заботу,

Сочувствие без страсти и огня

Как бы по ростовщическому счету

Бессмертием оплачиваю я.

«Но смерть была смертью. А ночь над холмом…»

Но смерть была смертью. А ночь над холмом

Светилась каким-то нездешним огнем,

И разбежавшиеся ученики

Дышать не могли от стыда и тоски.

А после… Прозрачную тень увидал

Один. Будто имя свое услыхал Другой…

И почти уж две тысячи лет

Стоит над землею немеркнущий свет.

«Да, да… я презираю нервы…»

Да, да… я презираю нервы,

Истерику, упреки, все.

Наш мир — широкий, щедрый, верный,

Как небеса, как бытие.

Я презираю слезы, — слышишь?

Бесчувственный я, так и знай!

Скажи, что хочешь., тише, тише…

Нет, имени не называй.

Не называй его… а впрочем,

Все выдохлось за столько лет,

Воспоминанья? Клочья, клочья.

Надежды? Их и вовсе нет.

Не бойся, я сильней другого,

Что хочешь говори… да, да!

Но только нет, не это слово

Немыслимое:

                    никогда.

«Осенним вечером в гостинице, вдвоем…»

Осенним вечером в гостинице, вдвоем,

На грубых простынях привычно засыпая…

Мечтатель, где твой мир? Скиталец, где твой дом?

Не поздно ли искать искусственного рая?

Осенний крупный дождь стучится у окна,

Обои движутся под неподвижным взглядом.

Кто эта женщина? Зачем молчит она?

Зачем лежит она с тобою --">