Роман Харисович Солнцев - Древние рыбы

враки.

Есть сладкий труд, сад на заре,

есть тяжесть долга.

Давай держаться на земле,

вдвоем и — долго.

«Свечек кривые огарки...»

Свечек кривые огарки.

Окаменевший хлеб.

Жалкие наши подарки —

так был наш мир нелеп.

Но мы горели глазами,

но мы любили метель,

но мы стояли часами,

глядя на высшую цель —

то ль на звезду-невидимку,

то ли вдали города,

то ли в кулак, в дырку,

сами не зная куда...

Поэт

А. Пчелкину

В чем нам каяться? Мы же не каины,

братьев рбодных не убивали.

Разве лишь муравьев нечаянно,

да и то, признаться, едва ли.

В чем нам каяться? В том, что верили

и второму вождю, и шестому...

А в итоге в очках, как Берия,

сами ходим бочком по дому.

Наши первые строчки туманные

о строителях, о дорогах

были радостно приняты мамами

на истертых, как седла, порогах.

Только где они нынче, те радуги,

села детства и чистые речки?

Вера в правду была взаправду ли?

Иль была — как записка у печки.

А вот если б мы все, сочинители,

все полтыщи поэтов русских,

закричали: уйдите, мучители,

вы, Дантесы, свиные ушки, —

посадили бы нас, наверное.

Но народ всколыхнулся бы — точно.

И страна засияла бы вербная.

И явилось бы счастье досрочно.

Ну а мы, осененные славою,

под плитой в километр возлегли бы...

Но молчали поэты державные,

вот и живы, как древние рыбы.

Так что каяться глупо, не правда ли,

стоя в мире холодном и каменном?

Мы — себя убившие Авели,

тень свою назвавшие Каином...

Возвращение

Ты уехал далёко, прославлен теперь и высок.

И народ удивленно простил: победитель, он прав.

Но приедешь пройтись по полям — и ржаной колосок,

оторвавшись, пролезет, как в детстве, в твой быстрый рукав.

Ты мурлычешь, спешишь, ты руками размахивать рад,

ну а колос крадется, на остья свои опершись,

он под мышку прошел... вот немного качнулся назад —

и ударил вдруг в самое сердце.

Проклятая жизнь!

И руками врачи разведут: непонятная смерть.

От простого, от мягкого желтого колоса ржи?

Или как посмотреть?

От забвенья и лжи?

«Ударит ветр осенний, пронесет...»

М. Саввиных

Ударит ветр осенний, пронесет

листву над крышами, и птицы мигом

под крыши спрячутся, тайком толкуя

о предстоящем перелете... провод,

оторванный от старого столба,

ударится в другой и обовьет.

И отчего-то станет в шуме этом

тоскливо сердцу, хоть и мы с тобою

здесь остаемся, не летим далёко,

но свет мигает, телефон молчит,

и потерялась записная книжка.

Да, впрочем, адреса моих друзей —

их двое на земле еще осталось —

я помню...

                                   Напишу сегодня снова,

что под пером не слушается слово,

как ртуть бежит, сгорает вдруг, как спичка,

подмигивает, как в окне синичка.

Коль сказано — в начале было Слово,

то и в конце не избежать иного.

Оно уже не наше — Боже правый,

мы счастливы Твоей единой славой.

Напоены Твоей рекою млечной,

разведены Твоей любовью вечной...

«Наш самолет кружился три часа...»

Наш самолет кружился три часа,

как коршун, накренясь над темным полем.

Про совесть я подумал — нечиста...

Что происходит, я мгновенно понял.

Но летчики, спалив свой керосин,

стальную дуру посадить сумели.

И вот стою в слезах среди равнин.

Так сладко жить безгрешным средь метели.

Внуково.

23.11.2000.

--">