Виктор Альфредович Куллэ , Игорь Валерьевич Булатовский , Елена Семёновна Дунаевская , Сергей Викторович Слепухин , Александр Петрович Вергелис , Наталья Владимировна Кокарева - Сборник стихов

Перстень

Выспись на желтой моей руке —

Это ночлег в степи.

Утром проснешься ты налегке.

Прошлое сгинет. Спи.

Выспись на черной струе волос,

Тая, во тьме скользя,

Где отличить светляков от звезд

И счастья от слез нельзя.

Утром заглянешь в глаза мои

И не увидишь дна.

Словно в колодце, утонет в них

Волчья твоя луна.

Будешь есть пищу из смуглых рук,

Пальцы лизать, дрожа.

И не заметишь, как скажешь вдруг:

Слушаюсь, госпожа.

И там, где ни тела, ни черт лица,

Отметит бесстрастный взгляд,

Что ты теперь — серебро кольца,

А я — в серебре агат.

Сергей Слепухин

* * *

Однажды я жил в стороне от дороги,

Где холод, и ночь, и темно.

Сосед забредал, доходяга убогий,

Весь вечер мы пили вино.

Он в грудь барабанил и бил что есть мочи,

Кричал: «Ты не любишь меня!

А я с каждым днем становлюсь все короче,

Я в дым ухожу из огня!

Меня в этом чаде не видно, быть может,

И листья, сгорая, шуршат!

А ты все долдонишь: „О боже! О боже!“

Но боги твои не спешат!»

Он плакал, и поезд на станции дальной

Сбривал оголившийся лес,

И жизнь нам казалась дробинкой случайной,

Мишени пристрелянной без.

Бодали рассвет деревянными лбами,

Сидели с братком до зари.

Мы мертвыми с ним целовались губами

И в дым выгорали внутри.

* * *

Памяти Б. Р.

Багульник. Осыпь слов под комариный рой.

И «пузырек» завис… Теодолита лени

Тень круглая, как сон, склонилась над тобой

И ласково зовет прилечь под куст сирени.

Спи, мальчик в кирзачах, чья жизнь оборвалась,

В бездонный Ахерон унесена теченьем,

Главвор веслом рулит, бичи, как память, грязь,

Знай, месят без причин на берегу Забвенья.

Спи, Сихотэ-Аминь, спи, горный инженер,

Небезнадежен сор слов залетейской пыли,

Что пишутся в стихи не в рифму и размер,

А трещиной ползут, как надпись на могиле.

* * *

Нам пятьдесят. Хитрю — немного больше.

Мы молоды стареющей душой,

Мир вверх ногами, словно Вавель в Польше,

Подвешенный на ниточке большой.

Висит внутри, в заснеженной сетчатке

Там нелюдимый скучный мизантроп,

Хранит сомнений прежних отпечатки,

Пунктир истертый тупиковых троп.

Присядь на миг. Свободная скамейка.

Прикуривай, напрасно не спеши,

На воробье облезла кацавейка,

Сегодня линька перьев и души.

Южное

Как тесен Рим! На цыпочки привстав,

Зеленый, от деревьев отраженный,

Кабальной меди выдохнул состав

В литой, набитый, грузный, многотонный

Чернорабочий август, перегрев

Терпения в зрачках бродячих кошек.

Как тесен Рим! На корточки присев,

В зазор фрамуги просится горошек.

Печалиться и печься ни к чему.

Засасывает празелень густая

В печей плавильных жаждущую тьму

Отснятый оттиск огненного рая.

Сквозь полароид в щель уходит Рим

Татуировкой на бумажном теле,

Он вспыхивает, да и мы горим —

Печальным светом поздних асфоделей.

Виктор Куллэ

* * *

В небе полно чаинок.

Речка на все времена.

Плещется о ботинок

меленькая волна.

Сядь, передернув плечи,

точно от сквозняка.

Эта водичка лечит.

Честно. Наверняка.

От любви, от распада,

одиночества от.

Из всего звукоряда —

пара прозрачных нот.

Чай, посильнее слова

плещущая вода.

Я не верю, что снова

вместе придем сюда.

* * *

О чем вы, птички? — Ни о чем.

Мы просто так.

Звук наудачу извлечем:

лови, простак!

Пой, как молитву перед сном.

Пытай умом.

Но все, что ты услышишь в нем, —

в тебе самом.

Авангард

Тому назад бессчетно лет

здесь был мой дом — но дома --">