Георг Гейм - Стихи

ней, над мукой, не знавшей слов.

Офелия. II

Желтое поле. Кровавым потом

Потный полдень. Ветер заснул.

Вот она плывет, умирающая птица,

Под белым кровом лебяжьих крыл.

Мягко опали голубые веки.

И под сверканье звенящих кос

Снится ей поцелуй, как пурпур,

Вечный сон в ее вечном гробу.

Мимо, мимо! Туда, где над берегом

Гудящий город. Где в плотинный створ

Белый бьет бурун, и на все четыре

Стороны стонет эхо. Туда,

Где гул по улицам. Колокольный звон.

Машинный скрежет. Стрельба. Туда,

Где запад грозится слепым и красным

Кругом, где вычерчен подъемный кран.

Подъемный кран, чернолобый тиран,

Молох над павшими ниц рабами,

Тягота мостов, которые для него

Коваными цепями сковали реку.

Незримо уносит ее поток,

И где ее мчит, взметаются толпы

Большими крыльями черной тоски,

Тенью ширящейся с берега на берег.

Мимо, мимо! Где в жертву мраку

Лето приносит поздний закат,

Где усталая истома дальнего вечера

Темной зеленью легла на луга,

Поток ее мчит, навек погруженную,

По стылым заводям встречных зим

Вниз по течению времени, в вечность,

Где дышит дымом огненный небосвод.

Арестанты. II

По дороге, по рытвинам, дробный шаг —

Колонна арестантов марш-марш домой.

Через мерзлое поле, в огромный гроб,

Как бойня, углами в серую муть.

Ветер свищет. Буря поет.

Они гонят кучку жухлой листвы.

Стража позади. У пояса — звяк —

Железные ключи на железном кольце.

Широкие ворота разеваются до небес

И опять смыкаются. Ржавчина дня

Изъедает запад. В мутной синеве

Дрожит звезда — колотит мороз.

У дороги два дерева в полумгле,

Скрюченные и вздутые два ствола.

И на лбу у калеки, черный и кривой,

Крепчает рог и тянется ввысь.

Спящий в лесу

Он спит с утра. Солнце сквозь тучи

Красным тронуло красную рану.

Капает роса. Весь лес — как мертвый.

Птичка на ветке вскрикивает во сне.

Покойник спит, забывшись, забытый,

Овеваем лесом. Черви, вгрызаясь

В щели его черепа, поют свою песню,

И она ему снится звенящей музыкой.

Как это сладко — спать, отстрадавши

Сон, распасться на свет и прах,

Больше не быть, от всего отсечься,

Уплыть, как вздох ночной тишины,

В царство спящих. В преисподнее братство

Мертвых. В высокие их дворцы,

Где палаты сменяют одна другую,

В их застолья, в их праздники без конца,

Где темное пламя встает в светильниках,

Где звонким золотом — струны лир,

А в высоких окнах — морские волны

И зеленеющие луга, выцветающие в даль.

Он улыбается из пустого черепа,

Он спит, как бог, осиленный сладким сном.

Черви набухают в открытых ранах

И, сытые, тащатся через красный лоб.

Расщелина сходит ко дну оврага.

Он спит на цветах. И устало клонит

Рану, как чашу, полную крови,

Льющей темнобархатно-розовый свет.

Дерево

Возле канавы у края луга

Стоит дуб, исковерканный и старый,

В дуплах от молний, изгрызен бурей,

Черный терн и крапива у корней.

Душным вечером собирается гроза —

Он высится, синий, неколеблемый ветром.

Праздные молнии, бесшумно вспыхивая

В небе, сплетают ему венец.

Ласточки стаями мчатся понизу,

А поверху сброд летучих мышей

Кружится над голым, выжженным молнией,

Суком, отросшим, как виселичный глаголь.

О чем ты думаешь, дуб, в вечерний

Час грозы? О том, как жнецы,

Отложив серпы, отдыхают в полдень

В тени, и по кругу ходит бутыль?

Или о том, как они когда-то

Человека повесили на твоем суку —

Стиснулась удавка, вывихнулись ноги,

И синий язык торчал изо рта?

И висел он лето и зиму,

--">