(Aldariel) - Кожа, в которой мы прячем правду (СИ)

коснулась, пусть и не напрямую: просто в один из заснеженных зимних дней по ненадёжному винтерхолдскому мосту прошла Мэва Сиггейрсдоттир — та самая женщина, которой молва приписывала способность поглощать драконьи души. Брелина, по правде сказать, была не особо впечатлена героиней древних легенд. Нордка как нордка — высокая, светловолосая, синеглазая, да и в магии разбиралась скверно — едва-едва сумела пройти вступительное испытание Фаральды, сотворив на пробу простенький огненный шарик.

Саму Мэву собственные слабые способности не смущали — или ей хватало хитрости не подавать вида.

– Я знаю, что чародейка из меня никудышная, – открыто признавалась она всем, кто готов был слушать, – зато и меня саму чарами просто так не достанешь. На звание архимага я и не претендую, а здесь — не самое плохое место, чтобы перезимовать. Хоть я и северной крови, а не охотница до зимних странствий. Мало радости в том, чтобы через сугробы и бури вперёд продираться. Да и устала я от походной доли. Посижу хоть месяц-другой на одном месте, послушаю умных людей — глядишь, и чему-нибудь полезному выучусь.

Брелина, попав в Скайрим, старалась не подходить к недам с мерками, которые прежде использовала для соотечественников, но эти речи не вызывали у неё приязни. Впрочем, в Коллегии было не так уж много народу — Винтерхолд переживал не лучшие свои дни, — и выбирать Брелине не приходилось. Одиночество ли тому виной, скука или же что-то другое, однако они с Мэвой быстро нашли общий язык. Конечно, той недоставало академической образованности, однако “глупой” её нельзя было бы назвать при всём желании… и не только потому, что в лицо хамить охотнику на драконов — само по себе дурная затея.

Мэва отличалась поразительно цепкой памятью. Стоило мельком упомянуть при ней любой незначительный факт своей биографии, и можно было не сомневаться: эта — запомнит, обдумает и сделает выводы: в нужный момент поинтересуется здоровьем захворавшей племянницы Толфдира, или угостит Онмунда его любимыми орехами в меду, или в присутствии Анкано упомянет о босмерской родне Нирии. Мэва умела заводить друзей и не боялась наживать врагов — кажется, она вообще ничего не боялась, как убедили Брелину и экспедиция в Саартал, и освобождение Коллегии…

А ещё нордская воительница оказалась отменной рассказчицей: будь то героическое предание или трагическая легенда, Мэва умело вытканными словами затягивала так, что невозможно было вырваться. Когда экспедиция только вернулась из Саартала, и усталые ученики собрались в общем зале погреться у очага и выпить вина со специями, Драконорожденная взялась рассказывать о Слиянии планов и живописала вторжение Молага Бала с таким задором, что даже Брелина, не раз читавшая о знаменательных событиях второй эры в исторических хрониках, увлеклась и заслушалась.

— И говорят, в наказание за предательство Молаг Бал утащил Короля Червей в Хладную гавань, — с довольной, немного хмельной улыбкой заканчивала свою жестокую повесть Мэва, и отблески пламени окрашивали её глаза в змеиную желть. — Да, не одно столетие провёл потом Маннимарко, расплачиваясь за свою дерзость — кровью и нечеловеческими страданиями. Наверно, не радовало его тогда подобие бессмертия, что он обрёл через чёрное чародейство. Мало в том счастья, когда тебе год за годом вытягивают из брюха кишки или дробят кувалдами кости, а умереть до конца ты и не в силах.

Порою смерть становится освобождением…

— А ты мастерица рассказывать страшные сказки, — искренне похвалила Мэву Брелина, когда они оказались наедине, в их общей спальне.

— У меня были младшенькие — две сестрицы и брат, — ответила та, расстилая постель и не поднимая взгляда. — Я часто сидела с ними — куда чаще, чем матушка или отчим. Дети любят такие истории не меньше, чем взрослые, и польза от них немалая. Мир наш жесток, и помнить об этом следует с малолетства.

Брелина вздрогнула, и не только от мрачности заключительных слов — “были” от неё не укрылось. Что стало с семьёй охотно слушающей других, но не особенно откровенничающей Мэвы Сиггейрсдоттир? Погибли? Брелина не знала, что на неё нашло — то ли вино ударило в голову, то ли в лад чужой боли отозвалась её собственная, — но неожиданно для самой себя призналась:

— У меня тоже был брат — старший, правда…

--">