Марина Ивановна Цветаева - Мемуарная проза

«Царь-Девица», «Версты» 1916 г. и сборник
«Версты»; в Берлине, в различных издательствах, – поэма
«Царь-Девица», книги стихов «Разлука», «Стихи к Блоку»,
«Ремесло» и «Психея», в которые далеко не входит все написанное с 1912 по 1922 г. В Праге, в 1924 г., издаю поэму
«Мóлодец», в Париже, в 1928 г., книгу стихов «После России».
Больше отдельных книг у меня нет.
В периодической прессе за границей у меня появляются:
лирические пьесы, написанные еще в Москве: «Фортуна»,
«Приключение», «Конец Казановы», «Метель». Поэмы: «Поэма Горы», «Поэма конца», «Лестница», «С Моря», «Попытка
комнаты», «Поэма Воздуха», две части трилогии «Тезей»: I ч.
«Ариадна», II ч. «Федра», «Новогоднее», «Красный бычок»,
поэма «Сибирь». Переводы на французский язык: «Le Gars»
(перевод моей поэмы «Молодец» размером подлинника) с
иллюстрациями Н. Гончаровой, переводы ряда стихотворений Пушкина, переводы русских и немецких революционных, а также и советских песен. Уже по возвращении в
Москву перевела ряд стихотворений Лермонтова. Больше
моих переводов не издано.
Проза: «Герой труда» (встреча с В. Брюсовым), «Живое о
живом» (встреча с М. Волошиным), «Пленный Дух» (встреча с
Андреем Белым), «Наталья Гончарова» (жизнь и творчество),
повести из детства: «Дом у Старого Пимена», «Мать и Музыка», «Черт» и т. д. Статьи: «Искусство при свете совести»,
«Лесной царь». Рассказы: «Хлыстовки», «Открытие Музея»,
«Башня в плюще», «Жених», «Китаец», «Сказка матери» и
многое другое. Вся моя проза – автобиографическая.


Мемуарная проза
Бальмонту
(К тридцатипятилетию поэтического труда)
Дорогой Бальмонт!
Почему я приветствую тебя на страницах журнала «Своими путями»? Плененность словом, следовательно – смыслом. Что такое своими путями? Тропинкой, вырастающей
под ногами и зарастающей по следам: место не хожено – не
езжено, не автомобильное шоссе роскоши, не ломовая громыхалка труда, – свой путь, без пути. Беспутный! Вот я и дорвалась до своего любимого слова! Беспутный – ты, Бальмонт,
и беспутная – я, все поэты беспутны, – своими путями ходят.
Есть такая детская книжка, Бальмонт, какого-то англичанина,
я ее никогда не читала, но написать бы ее взялась: – «Кошка,
которая гуляла сама по себе». Такая кошка – ты, Бальмонт, и
такая кошка – я. Все поэты такие кошки. Но, оставляя кошек
и возвращаясь к «Своим путям»:
Пленяют меня в этом названии равносильно оба слова,
возникающая из них формула. Чтó поэт назовет здесь своим – кроме пути? Чтó сможет, чтó захочет назвать своим, –
кроме пути? Все остальное – чужое: «ваше», «ихнее», но
путь – мой. Путь – единственная собственность «беспутных»!
Единственный возможный для них случай собственности и
единственный, вообще, случай, когда собственность – священна: одинокие пути творчества. Таков ты был, Бальмонт, в
Советской России, – таким собственником! – один против
всех – собственников, тех или иных. (Видишь, как дорого тебе
это название!)
И пленяет меня еще, что не «своим», а – «своими», что их
мно-ого путей! – как людей, – как страстей. И в этом мы с тобой – братья.
6

Двое, Бальмонт, побывали в Аиде живыми: бытовой
Одиссей и небесный Орфей. Одиссей, помнится, не раз
спрашивал дорогу, об Орфее не сказано, доскажу я. Орфея в
Аид, на свидание с любимой, привела его тоска: та, что всегда
ходит – своими путями! И будь Орфей слеп, как Гомер, он все
равно нашел бы Эвридику.
___________
Юбилярам (пошлое слово! заменим его триумфатором) –
триумфаторам должно приносить дары, дарю тебе один вечер твоей жизни – пять лет назад – 14-го мая 1920 г. – твой голодный юбилей в московском «Дворце Искусств».
Слушай:
Юбилей Бальмонта
(Запись)
Юбилей Бальмонта во «Дворце Искусств». Речи Вячеслава
и Сологуба. Гортанный взволнованный отрывистый значительный – ибо плохо говорит по-русски и выбирает только
самое необходимое – привет японочки Инамэ. Бальмонт –
как царь на голубом троне-кресле. Цветы, адреса. Сидит, спокойный и не смущенный, на виду у всей залы. Рядом, в
меньшем кресле – старый Вячеслав – немножко Magister
Tinte. Перед Бальмонтом, примостившись у ног, его «невесточка» – Аля, с маком в руке, как маленький паж, сзади –
Мирра, дитя Солнца, сияющая и напружённая, как молодой
кентавр, рядом с Миррой – в пышном белом платьице, с розовой атласной сумочкой в черной руке, почти неподвижно
пляшет Алина однолетка – дворцовая цыганочка Катя. А рядом с говорящим --">