Павел Николаевич Лукницкий - Ленинград действует. Книга 1

Павел Лукницкий Ленинград действует. Том 1 О ленинградской блокаде 1941-1942

Глава 1. НАЧАЛО

Ленинград. 22 – 27 июня 1941 г.

22 июня 1941 года

С утра, не включая радио, работал дома. Обратил внимание, что очень уж упорно гудят самолеты. Включил радио – было два часа дня. Услышал сначала сообщение ПВО о введении угрожаемого положения. Оно повторилось дважды. «Учебная тревога, что ли?» Но ровно в два – речь, уже обошедшая мир, записанная на пленку. Первое впечатление: ощущение, будто, нарушив космическое равновесие, темная, враждебная масса ворвалась в атмосферу Земли. И вслед за сумятицей мысли сразу ясность: все мое личное, неразрешенное, беспокоившее до сих пор, – с этой минуты незначительно и для меня неважно. Его нет, будто оно смыто внезапной волной. И мгновенное решение: мое место – в строю, немедля, сегодня же!..

В волнении спешу к телефону, звоню в «Правду»: «Я в вашем распоряжении. Чем могу быть полезен?» Ганичев в ответ: «Напишите корреспонденцию о Ленинграде».

Сообщив в Союз писателей, что хочу немедленно ехать на фронт и прошу включить меня в первый список мобилизуемых, занялся поручением «Правды».

Пишу о спокойствии города Ленина, спокойствии особенном – выдержанном и строгом. О зеленеющих, как и вчера, садах и скверах, в которых по-прежнему резвятся дети. О лицах прохожих. О народе, толпящемся у репродукторов. О решимости, о том, что сегодня фашизм подписал себе смертный приговор…

«…Семнадцатилетняя девушка, дежурная пункта ПВО, сидит у подъезда большого дома на улице Щорса. Девушка только что проверила познания своей подруги, которая сменит ее, и теперь ведет разговор: «Смотрю я на небо – видите, серебряные «ястребки»? Все время слежу за ними. И знаете, душа спокойна: узнают теперь лицемеры проклятые, какие у нас «ястребки»!»

Сегодня – воскресный день. Но едва узнав о вероломном нападении фашистов, каждый ленинградец спешит связаться со своим заводом, предприятием, учреждением: он ждет распоряжений, он готов в любую минуту примкнуть к своим братьям, уже ведущим войну. Те, кто получил ответ, что свой воскресный день могут провести, как обычно, не меняют задуманной еще накануне, до войны, программы отдыха. По серебрящейся в лучах солнца Неве бегут пароходики к парку культуры и отдыха. На стадионе играют в футбол и теннис. Устье Невы бороздят белопарусные яхты. Кино и театры работают, как всегда… Но каждый ленинградец полон мыслей о своем долге. Каждый проверяет себя: все ли сделано им, чтобы быть безусловно готовым к бою?..»

И еще я пишу о бесстрашии, мужестве, твердости, единодушии, о великих традициях ленинградцев, о том, как вели себя они в прошлых, достойно пережитых испытаниях… Я закончил статью словами: «Каждый знает: война с вероломным врагом будет победной».

Корреспонденция моя называется «На боевых постах» и уже передана в Москву по телефону^[1].

Ночь на 23 июня

До сих пор мне было совершенно неважно, что окна квартиры обращены на запад, до сих пор не приходилось и думать о том, куда именно обращены окна.

Но нынче ночью завыли сирены, зачастили, надрывая душу, гудки паровозов и пароходов, отрезая эту белую ночь от всех прошлых ночей, когда нам спалось бестревожно. И хотя все звуки тревоги скоро замолкли и ночь была до краев налита тишиной, иная эпоха, в которую мы вступили, сказывалась уже и в том, что из своего окна смотришь не во двор, не на корпус противоположного дома, а сквозь него гораздо дальше – на Запад.

Наталья Ивановна присела на подоконник, молча глядела из окна, мерно дыша прохладным, прозрачным воздухом белой ночи. Ее думы, наверное, были точь-в-точь те же, что и мои.

В строгой, через силу спокойной тишине слух старался уловить только легкое комариное звучание – где-то безмерно далеко. И воображение переносило меня от разрушенной Герники к изуродованным кварталам Ковентри и к тому, что случилось меньше суток назад в Минске, в Одессе, в Киеве… Я пытался представить себе: как э т о бывает? вот так: сначала легкое комариное жужжание в тихом, спокойном воздухе, потом звук нарастает, близится, потом одуряющий гул – и сразу свист, грохот, дым, пламя, и для многих это – последнее, оборванное болью и тьмой впечатление.

Сейчас в небесах – утренняя заря. Попробую точно записать впечатления этой ночи. Я облокотился на подоконник и думал: где сию минуту находятся, черные в белой ночи, немецкие бомбардировщики? Над вековечными, дремлющими в ночных --">