Виктор Владимирович Ерофеев , Андрей Юрьевич Арьев , Игорь Маркович Ефимов , Вениамин Борисович Смехов , Дмитрий Львович Быков , Глеб Юрьевич Шульпяков , Лев Александрович Аннинский , Андрей Маркович Максимов , Сергей Александрович Шаргунов , Александр Александрович Генис , Евгений Михайлович Чигрин , Александр Моисеевич Городницкий , Соломон Моисеевич Волков , Валерий Георгиевич Попов , Александр Александрович Великанов , Виктор Альфредович Куллэ , Александр Петрович Ткаченко , Олег Григорьевич Чухонцев , Глеб Яковлевич Горбовский , Зоя Борисовна Богуславская , Владимир Дмитриевич Алейников , Сергей Александрович Соловьев , Татьяна Георгиевна Щербина , Юрий Михайлович Кублановский , Георгий Иосифович Кубатьян , Олеся Александровна Николаева , Дмитрий Геннадьевич Новиков , Белла Ахатовна Ахмадулина , Олег Никитьевич Хлебников , Ирина Бенционовна Роднянская , Максим Александрович Гуреев , Марина Владимировна Кудимова , Нина Валериановна Королёва , Екатерина Константиновна Турчанинова , Юрий Иванович Крылов , Юрий Михайлович Рост , Борис Асафович Мессерер , Олег Владимирович Демидов , Анатолий Сергеевич Макаров , Екатерина Юрьевна Варкан , Вадим Юсупович Абдрашитов , Леониид Владленович Бахнов , Юрий Викторович Беляев , Андрей Александрович Вишневский , Людмила Петровна Дорофеева , Александр Петрович Жуков , Кристина Зейтунян-Белоус , Константин Маркович Комаров , Евгений Александрович Костин , Александр Семенови Кушнер , Юлия Евгеньевна Медведева , Владимир Ильич Нузов , Екатерина Сергеевна Тарханова - Портрет поздней империи. Андрей Битов

«вулканавта III» возникает эффект театра, где зритель и актер взаимно морочат друг друга, потому что оба подозревают, что торгуют пустотой. Возникает леденящая догадка: «Почему мне врут?» Тезис зеркально опрокидывается: «Вернись к себе — найдешь в себе же…» Слово сказано. Кругом ─ вулканы, искры, сполохи, знаки «камчатской реальности», но черной пустотой зияет центр этого содрогающегося мира — никогда, кажется, терзающая Битова тревога не достигала такой холодной отчетливости, такой графичной ясности, как в этом его первом психологическом путешествии к самому себе, в этой камчатско-сахалинской поездке с ее аэропортовским сидением.

Символическая сцена: внутренне рухнувший супермен завистливо наблюдает пассажиров, спокойно сидящих на узлах и чемоданах в невыносимой духоте: вот девочка, пуховым платком перевязанная крест-накрест; вот отец ее: мрачный мужик, но как трогательно заботлив… Как дивно! — вдруг пробивает героя. Что мы вообще знаем о людях? А все судим и судим…

Врачующая реальность, естественная, непреложная, живущая не потому, что на нее смотрят, а из себя самой, — является иззябшему взору Битова в образе распаренной, жующей, нагруженной вещами толпы в восточносибирском аэропорту, и ему на мгновение кажется, что знак и реальность наконец совпали, что это и есть та почва, на которую может опуститься его встревоженный дух… Некоторая карнавальность такого комплота (почти в бахтинском смысле) хорошо видна с расстояния в треть века («Путешествие к другу детства» закончено в 1965 году). С нынешней «вышки» видно и другое: как близок Андрей Битов к разрешению своей боли, как уже внутренне готов он к разрешению. Только не толчея восточносибирского аэропорта излечит его. Излечит — Армения.

«Уроки Армении» — лучший, по-своему совершенный и наиболее оцененный критикой образец прозы Битова в жанре «путешествия». Это событие в русской прозе конца шестидесятых годов, и это по сей день живое чтение для огромного количества читателей.

Чем объяснить такую поразительную удачу?

Обилием материала, описанного уверенной рукой? Да, и это — материал ярок: от Матенадарана до Гарни и от мастерской Сарьяна до машинки, на которой Грант Матевосян отстукал свою «Буйволицу». Но наивно думать, будто материал может работать сам по себе. Секрет не в элементах, а в их соединении, в художественном сцеплении армянских впечатлений, в том внутреннем вопросе, который вызывает их к жизни. Секрет в том, что «Уроки Армении» — книга, точнейшим образом воплотившая внутреннюю драму, которую можно назвать сугубо «битовским сюжетом»: поиск реальности за «абракадаброй» знаков.

Армения преподает автору эту реальность с дидактичностью опытного педагога. Мир внешних впечатлений испытующе рассыпан, расколот и смешан в сознании ученика. За кусочками мозаики должна быть реальность. Как ее ощутить? Пестрят «знаки». Коваными скобками круглятся армянские буквы — за ними сокрыты слова. Цокает, звенит, бурлит армянская речь — за ней сокрыт смысл. Розовеет туф зданий — как не похоже на нас, как странно… что все это означает? Какая жизнь таится за знаками, звуками, поверхностями? Битов всматривается в буквы, вслушивается в речь, ходит по ереванским улицам и все время как бы опасается провалиться в эту реальность. Он словно бы хочет что-то скомпенсировать в своей душе, прежде чем поверить. Он пишет Армению «пуантилистски», слоисто-точечно, он выхватывает детали из потока, он отрывает человека от имени, он разрывает диалоги на реплики, портреты — на детали, действия — на импульсы, а под этим «хаотическим» кружением передает неотступное ожидание, вызревание реальности — здоровой, цельной, сильной, оплатившей себя в истории подвигами и жертвами. Нелегко человеку, изъязвленному сомнениями, признать фундаментальную целостность представшей ему жизни, и кажется, что Битов, восхищенный здоровьем этой жизни, немного и уязвлен этим здоровьем и потому никак не решается сказать ему «да».

Он подламывается сразу, мгновенно. Шагнув вперед от арки Чаренца, он видит разом весь окоем, весь горизонт, весь ашхар — весь мир, исполненный непоколебленного величия. И — он признает его, мысленно рухнув на колени перед непостижимым Замыслом природы. Это нельзя ни доказать себе, ни приучить себя к этому, накопив впечатления. В это проваливаешься катастрофически, мгновенным обморочным падением, сразу и помимо доводов говоря себе: реальность — --">