Автор неизвестен - ВАРЛАМ ШАЛАМОВ В СВИДЕТЕЛЬСТВАХ СОВРЕМЕННИКОВ

Ленской.

     Кроме того, в сборник не включены интереснейшие воспоминания Сергея Неклюдова, которыми он поделился с участниками Шаламовской конференции 2011 года и которые существуют пока только в видеозаписи.

     Не включено также выступление дочери Георгия Демидова Валентины на той же конференции, опубликованное в Шаламовском сборнике №4, но электронной версии пока не имеющее.

     Во второй части сборника помещены небольшие материалы, касающиеся различных аспектов шаламовской биографии.

     В Содержании рядом с фамилией автора мемуаров (наиболее значительные выделены цветом) в обычных скобках дается год их написания или публикации, а в квадратных – период жизни Шаламова, о котором повествуется. Каждый материал сопровождается кратчайшей справкой о его авторе.

     Все материалы имеют отсылки к источнику, т.е. первоначальной публикации в бумажном или в электронном виде. Возможны, конечно, ошибки, кто заметит – извещайте, исправлю.

     В некоторых материалах опущены пространные рассуждения, имеющие отношение не к биографии Шаламова, а к другим, далеким от нее темам. Желающий может пройти по ссылке и прочесть материал целиком.

      Сборник посвящен тридцатилетию со дня смерти Шаламова.

Дмитрий Нич

_________________________

_____________

Геннадий Айги

Один вечер с Шаламовым

(Послесловие к подборке стихов)

     Впервые я прочел Шаламова летом 1965 года. Я сидел один в пустом подвале моего друга-художника, на столе оказалась кипа машинописных листов. Я стал читать, – это был «Зеленый прокурор» Варлама Шаламова.

     Я не люблю слова «потрясен», – слишком часто мы его произносим. Со мной происходило нечто иное: какая-то тяжелая, могучая поступь вошла в пространство, в меня, в судьбу... Мощные, небывалые в русской прозе нашего времени, шаги Большой Прозы.

     Я никогда не любил бойкую, дробную, эффектную прозу, начавшуюся в русской литературе новейшего времени с Андрея Белого (как правильно заметил Борис Пастернак), с его нарцисстически-гениальной прозы (уникальность которой требует особого подхода, вне зависимости от ее последствий). Я равнодушен к «Мастеру и Маргарите» М. Булгакова, для меня это – «литература» (в смысле: «все прочее – литература»), не люблю прозу Набокова (которая так и остается для меня «бенгальским огнем»; к «Лолите» я отношусь, «как положено»). До знакомства с «Котлованом» Андрея Платонова (произведением, ставящим его автора, на мой взгляд, в один ряд с Джойсом, Селином и Кафкой), я не мог знать, что «эффекты» его стиля были мучительным нащупыванием нового, гениального пути автора в русской словесности.

     Мне чувствовалось, что в «Зеленом прокуроре» проглядывает какая-то особая, не бывшая до сих пор большая форма прозы (не роман, не исследование, не повесть... – некое крупное абстрагированно-чистое соответствие «нероманной» трагедии времени).

     Летом 1967 года я написал стихотворение «Степень: остоики», посвященное В. Т. Шаламову (остоики, здесь, – производное от морского термина «остойчивость»). В декабре 1967 года мне позвонил мой ближайший друг К. П. Богатырев: «Приезжай вечером к Рожанским, сегодня у них будет твой любимый писатель».

     Я до сих пор глубоко благодарен И. Д. Рожанскому и Н. В. Кинд, в квартире которых мне довелось провести долгий вечер с Варламом Шаламовым, – это была моя единственная встреча с ним.

     Вечер для всех нас был очень трудный. Время от времени мы умолкали, как в присутствии «кого-то» – Вышедшего-из-Ада... – иначе не скажешь.

     Я не раз замечал, что бывшие зеки, обычно, в первые же минуты знакомства, сразу «узнают» друг друга и вступают в свой особый, несколько табуизированный для других, «контакт».

     Константин Богатырев, очень общительный «вообще», скромно и деликатно, но все же по-зековски попробовал заговорить со старшим зеком. Шаламов мгновенно дал знать (каким-то необъяснимым образом: не было ни жеста, ни взгляда, ни слова), что такой разговор невозможен. (В оцепенении-безмолвии, как будто воздвиглись молчания-«слова»: «я оттуда, где вы не были»).

     Иван Дмитриевич Рожанский предложил В. Шаламову записать его чтение

--">