Борис Абрамович Слуцкий , Ричи Михайловна Достян , Владимир Иванович Одноралов , Андрей Попов , Юлий Зусманович Крелин , Бенедикт Михайлович Сарнов , Эдуардас Беньяминович Межелайтис , Булат Шалвович Окуджава , Константин Яковлевич Ваншенкин , Станислав Борисович Рассадин , Евгений Александрович Евтушенко , Юрий Львович Авербах , Евгений Львович Храмов , Евгений Ильич Ильин , Лиля Юрьевна Брик , Муза Константиновна Павлова , Давид Самойлович Самойлов , Петр Васильевич Незнамов , Сергей Сергеевич Наровчатов , Нина Сергеевна Бялосинская , Николай Васильевич Панченко , Андрей Андреевич Вознесенский , Александр Петрович Межиров , Михаил Кузьмич Луконин , Михаил Михайлович Козаков , Яков Александрович Хелемский , Владимир Петрович Бурич , Лев Адольфович Озеров , Лидия Борисовна Либединская , Петр Викторович Вегин , Николай Константинович Старшинов , Марк Самойлович Лисянский , Владимир Дмитриевич Цыбин , Николай Григорьевич Шахбазов , Лазарь Вениаминович Шерешевский , Лариса Федоровна Федорова , Владимир Яковлевич Шорор , Михаил Петрович Шевченко , Ольга Сергеевна Наровчатова , Сергей Владимирович Штейн , Евгений Петрович Веденский , Борис Шахов , Алексей Васильевич Терновский , Юлиан Иосифович Долгин , Самуил Блинцовский , Лев Дмитриевич Курылёв , Калерия Ларкина (Русинова) , Риталий Зиновьевич Заславский , Василий Абгарович Катанян , Григорий Михайлович Шурмак , Георгий Иванович Куницын , Леонид Лукич Нестеренко , Валентин Иванович Кузнецов , Вера Павловна Строева , Сергей Иванович Поликарпов , Арсалан Жамбалович Жамбалон , Джеймс Ллойдович Паттерсон , Теодор Юрьевич Вульфович , Ирина Георгиевна Волобуева , Олег Михайлович Дмитриев , Росина Моисеевна Глазкова , Александр Яковлевич Аронов , Давид Никитич Кугультинов , Юрий Яковлевич Петрунин , Станислав Павлович Рыжов , Николай Фёдорович Дмитриев - Воспоминания о Николае Глазкове

Глазков писал только городские пейзажи. Его строки: «Чем больше в Москве двухэтажных троллейбусов, тем меньше в Москве двухэтажных домов!» — существуют и сейчас, когда двухэтажных домов почти не осталось, а двухэтажных троллейбусов никто не помнит. Пейзажи нынешнего Глазкова — это лес, поле, большие сибирские реки. Горожанин, глядящий на них, пишущий о них стихи, — горожанин особого рода… Глазков — не турист, а путешественник…

Один за другим выходили в печать, добивались читательского внимания глазковские погодки. Сам же Глазков оставался в стороне. Он очень много работал. Не издав своей первой книги, он издал вторую, третью, четвертую и т. д.

Однако «дожатие» затягивалось.

Мне кажется, что куда отчетливее я рассказал бы обо всем этом в стихах:

Это Коля Глазков. Это Коля,

шумный, как перемена в школе,

тихий, как контрольная в классе,

к детской

   принадлежащий

      расе.

Это Коля, брошенный нами

в час поспешнейшего отъезда

из страны, над которой знамя

развевается

   нашего

      детства.

Детство, отрочество, юность —

всю трилогию Льва Толстого,

что ни вспомню — куда ни сунусь,

вижу Колю снова и снова.

Отвезли от него эшелоны,

роты маршевые

   отмаршировали.

Все мы — перевалили словно.

Он остался на перевале.

Он состарился, обородател,

свой тук-тук долдонит, как дятел,

только слышат его едва ли.

Он остался на перевале.

Кто спустился к большим успехам,

а кого — поминай как звали!

Только он никуда не съехал.

Он остался на перевале.

Он остался на перевале.

Обогнали? Нет, обогнули.

Сколько мы у него воровали,

а всего мы не утянули.

Скинемся, товарищи, что ли?

Каждый пусть по камешку выдаст!

И поставим памятник Коле.

Пусть его при жизни увидит.

1976

I

Сергей Штейн Воспоминания соседа

Живу в своей квартире

Тем, что пилю дрова.

Арбат, 44.

Квартира 22.

Давно избавились москвичи от дровяных забот, и уже почти десять лет прошло с тех пор, как не стало автора этих поэтических строк, многие годы бывших визитной карточкой поэта Николая Глазкова.

А дом на Арбате стоит и поныне. Он очень старый, и помнит Наполеона. Чтобы увидеть его, вы пройдете с Арбата под высокой гулкой аркой, прорезавшей другого свидетеля 12-го года, — в нем, по семейному преданию, останавливался то ли Даву, то ли Мюрат. Позже он перестроен и надстроен. Наш же флигель не мог приютить никого из наполеоновских маршалов, потому как первый его этаж во времена нашествия двунадесяти языков был конюшней, а второй сеновалом. В начале века его окружили пяти-, шести- и семиэтажные доходные дома, а в нем самом после соответствующих перестроек на втором этаже появилась квартира 22, в которой изредка, наездами из Петербурга, останавливалась семья домовладельца и где после также соответствующих, но уже и социальных перестроек в 1925 году родился автор этих воспоминаний и встретился с шестилетним к тому времени Колей Глазковым.

54 года соседства и дружбы. Я помню его учеником младших классов, с аккуратно подстриженной челочкой темных волос, и, кажется, вчера еще жал руку взлохмаченного и обородатевшего богатыря-балагура.

Для меня, может, эта борода — единственное изменение в Глазкове за долгие годы почти каждодневных встреч. Да, он неординарен, в нем много неожиданного, странного, но ведь это Коля, а он всегда и был таким. То, что для кого-то осталось в памяти как нечто необычное и яркое, даже шокирующее, для меня обыденно и естественно, как, впрочем, естественно было все в нем.

В своих письмах и поэтических посланиях он всегда обращался ко мне как к другу-соседу, так же всегда и подписывался. И эти мои заметки, кроме как на воспоминания соседа о друге, ни на что большее не претендуют.

В Москву Глазковы приехали из Нижегородской губернии, где в крупном селе Лысково Макарьевского уезда, на всю Россию знаменитого своими ярмарками, 30 января 1919 года родился поэт.