Борис Абрамович Слуцкий , Ричи Михайловна Достян , Владимир Иванович Одноралов , Андрей Попов , Юлий Зусманович Крелин , Бенедикт Михайлович Сарнов , Эдуардас Беньяминович Межелайтис , Булат Шалвович Окуджава , Константин Яковлевич Ваншенкин , Станислав Борисович Рассадин , Евгений Александрович Евтушенко , Юрий Львович Авербах , Евгений Львович Храмов , Евгений Ильич Ильин , Лиля Юрьевна Брик , Муза Константиновна Павлова , Давид Самойлович Самойлов , Петр Васильевич Незнамов , Сергей Сергеевич Наровчатов , Нина Сергеевна Бялосинская , Николай Васильевич Панченко , Андрей Андреевич Вознесенский , Александр Петрович Межиров , Михаил Кузьмич Луконин , Михаил Михайлович Козаков , Яков Александрович Хелемский , Владимир Петрович Бурич , Лев Адольфович Озеров , Лидия Борисовна Либединская , Петр Викторович Вегин , Николай Константинович Старшинов , Марк Самойлович Лисянский , Владимир Дмитриевич Цыбин , Николай Григорьевич Шахбазов , Лазарь Вениаминович Шерешевский , Лариса Федоровна Федорова , Владимир Яковлевич Шорор , Михаил Петрович Шевченко , Ольга Сергеевна Наровчатова , Сергей Владимирович Штейн , Евгений Петрович Веденский , Борис Шахов , Алексей Васильевич Терновский , Юлиан Иосифович Долгин , Самуил Блинцовский , Лев Дмитриевич Курылёв , Калерия Ларкина (Русинова) , Риталий Зиновьевич Заславский , Василий Абгарович Катанян , Григорий Михайлович Шурмак , Георгий Иванович Куницын , Леонид Лукич Нестеренко , Валентин Иванович Кузнецов , Вера Павловна Строева , Сергей Иванович Поликарпов , Арсалан Жамбалович Жамбалон , Джеймс Ллойдович Паттерсон , Теодор Юрьевич Вульфович , Ирина Георгиевна Волобуева , Олег Михайлович Дмитриев , Росина Моисеевна Глазкова , Александр Яковлевич Аронов , Давид Никитич Кугультинов , Юрий Яковлевич Петрунин , Станислав Павлович Рыжов , Николай Фёдорович Дмитриев - Воспоминания о Николае Глазкове

так и в последующие периоды своей жизни я допустил много прекрасных ошибок».

Последняя фраза чисто глазковская. «Много прекрасных ошибок» — это и есть, по Глазкову, жизнь настоящего поэта, его «выпадение» из общих правил.

Остальные биографические сведения читатель найдет в этой книге. Он не раз убедится в том, каким авторитетом пользовался Глазков у своих товарищей по поэтическому цеху. Ему посвящали стихи, его знали и уважали литераторы самых различных творческих направлений.

При всей своей интеллигентности и терпимости к иным мнениям Глазков не был добреньким и всепрощающим, человеком «не от мира сего» (а есть и такая легенда), особенно когда речь заходила о творчестве. Он был от сего мира! Не раз приходилось слышать, как метко, разяще судил он поэзию некоторых маститых процветающих своих современников. Ювеналовой была интонация, смягченная, правда, иронией, но иногда и прямую речь себе позволял, безо всяких стилистических околичностей. Играть играл, но последних истин держался упорно, до самой смерти.

В 1940 году он написал:

Я не тот, кто дактиль и анапест

За рубли готовит Октябрю.

Я увижу на знаменах надпись,

А услышу надпись: «Лю-я-блю».

Лю-я-блю. Моя любовь разбита.

Это слово тоже разрублю.

Потому что дьявольски избито

Словосочетанье: Я люблю.

Он умел вдувать в обветшалые, избитые слова и понятия вечно новый, неустаревающий смысл. Праздник поэтического слова был всегда с ним.

Читая книгу воспоминаний о Глазкове, испытываешь светлое и одновременно горькое чувство. При этом никакой подавленности — льется свет жизни из его стихов, жизни неповторимой, судьбы недовоплощенной, но оставившей яркий, прочный след в душах людей. А в памяти вновь и вновь всплывают гордые, ни на что не похожие глазковские строки:

У меня костер нетленной веры,

И на нем сгорают все грехи.

Я поэт ненаступившей эры,

Лучше всех пишу свои стихи.

Верю, что эта книга поможет многим читателям узнать и полюбить Николая Ивановича Глазкова, небывалого поэта и человека.

Сергей Наровчатов Слово о Николае Глазкове

Глазков — это один из самых оригинальных поэтов, встретившихся мне на моем долгом литературном пути. Мы познакомились перед войной. Уже при первой встрече он производил впечатление совершенно неожиданное и одновременно неизгладимое. Высокого роста, с хитрыми и несколько шальными глазами, с неповторимой улыбкой, он казался человеком как будто сотканным из всех странностей, которые только могли быть на белом свете. О нем ходило множество анекдотов, но все эти анекдоты были добрыми, веселыми, отмеченными восхищением и любовью к их герою. Ни один из этих анекдотов не характеризовал Колю Глазкова, как мы его всегда называли, с дурной стороны. Ему прощались все его причуды, потому что он действительно был человек талантливый, а главное — у него все это было не от рисовки, но от редкой одаренности натуры, которую он в себе заключал.

И стихи его были такими же, как он. То есть здесь было полное единство: стихи совершенно неотделимы от личности поэта.

Таким он был, таким, как говорится в древней былине о Чуриле Пленковиче, ему «бог быть повелел» с самого начала.

Мы, его товарищи, его сверстники, знали чуть не все его стихи. Он их сам переписывал, раздавал, дарил; многое мы помнили наизусть, запоминали с ходу. Среди них попадались настоящие шедевры.

Например, такое:

Люблю тебя — за то, что ты пустая!

Но попусту не любят пустоту:

Мальчишки так, бумажный змей пуская,

Бессмысленную любят высоту.

Или это, хорошо известное:

Я сам себе корежил жизнь,

Валяя дурака.

От моря лжи до поля ржи —

Дорога далека.

Это прекрасно, это сделало бы честь любому, даже самому крупному поэту.

Его «Ворон» знает несколько редакций. Я помню наизусть последнюю, вошедшую в сборники:

Черный ворон, черный дьявол,

Мистицизму научась,

Прилетел на белый мрамор

В час полночный, черный час.

Я спросил его: — Удастся

Мне в ближайшие года

Где-нибудь найти богатство? —

Он ответил: — Никогда.

Поначалу кажется, что это еще один, правда, блистательный перевод из Эдгара По. Но смотрите, как неожиданно и остроумно расправляется со своим «Вороном» --">