Паул Гласер - Танцующая в Аушвице

На следующий день мы осматриваем Краков, прогуливаемся по его старинным улочкам, уютным площадям, любуемся богато украшенными соборами и средневековым замком. Днем позже мы выбираемся за город, у нас экскурсия на соляные рудники. Соль добывается здесь уже два столетия, и под землей возникла удивительная система коридоров с грандиозными залами, вырубленными в соляных пластах. В последний день мы планируем съездить в Аушвиц — самый большой концентрационный лагерь Второй мировой войны, а также в граничащий с ним концлагерь Биркенау.

По мере того как приближается последний день нашего пребывания в Польше, меня все чаще занимает вопрос: зачем мне ехать в этот лагерь? И накануне вечером я говорю жене, что не вижу смысла в этой поездке. Ни разу в концлагере не был — и любопытство меня не мучает. Как-то еще школьником я видел документальный фильм о концлагерях, и этого мне более чем достаточно. Я и без всяких экскурсий знаю, что там сотнями, тысячами, миллионами гибли люди, а детали того, как именно они гибли, ничего для меня не добавят к этой ужасной истории.

Впрочем, это ли истинная причина моего нежелания ехать?

А может, я придумываю оправдания, чтобы скрыть от себя нечто, что прячется в глубине моей души?

И тем не менее, чисто интуитивно все во мне восстает против посещения концлагеря. Почему? Я испытываю отвращение к этой поездке, я не хочу туда ехать, я должен держаться от этого подальше, всю эту лагерную историю уже давным-давно пора положить в архив на дальнюю полку, уже давным-давно пора забыть… И я говорю коллегам: нет, спасибо, я не поеду, у меня и без этого хватает впечатлений.

Однако на следующее утро за завтраком коллеги продолжают уговаривать меня не отрываться от коллектива. Это же так интересно, говорят они, да и ехать-то всего ничего. А поскольку мы и в самом деле держимся дружной компанией, я нехотя соглашаюсь и со смешанным чувством сажусь в автобус.

И вот мы выезжаем в какое-то необъятное поле. Я вижу несколько каменных строений, а за ними — деревянные бараки. Деревянные бараки, насколько видит глаз. Им нет конца. Я выхожу из автобуса и оглядываюсь по сторонам. Нас уже поджидает гид, молодой человек с коротко стрижеными светлыми волосами. Он встречает нас роскошной улыбкой. Представившись, бодро выкрикивает: “Follow me!^[1]”, и, сгрудившись, мы втягиваемся в лагерные ворота с надписью — “Arbeit macht frei^[2]”. Здесь было уничтожено множество людей, прежде всего евреев, рассказывает наш гид. Мужчин, женщин, стариков, детей и даже младенцев… Я ощущаю себя туристом по местам катастроф. Что я здесь делаю? И почему утром я не проявил твердости и не остался в городе?

Гид, все еще полный энтузиазма, ведет нас мимо каменных строений и останавливается у стены. Вот здесь ежедневно расстреливали людей, сообщает он и идет дальше. Мы входим в соседнее здание, и гид рассказывает нам в деталях, где и как именно доктор Менгеле проводил свои эксперименты над заключенными. В здании — несколько мрачно освещенных залов, в них содержались заключенные. Направляясь туда, мы проходим мимо больших застекленных витрин с изделиями из кожи и волос заключенных. В концлагерях “человеческие отходы” шли в переработку, а потом использовались при изготовлении промышленных товаров. Такой вот жуткий круговорот. Мешки подобных “заготовок” находили в лагере и после войны, теперь весь этот ужас выставлен здесь.

Минуем витрину с невероятным количеством очков. За стеклом другой витрины — состриженные волосы. Мне бросается в глаза, что отдельные пряди по сей день заплетены в косички. Мы с женой первыми входим в следующее помещение. Остальные замирают перед витринами, тихо переговариваясь друг с другом. Мы входим в зал, где выставлены горы чемоданов. На каждом чемодане фамилия владельца и страна, откуда он прибыл. Заключенным полагалось писать эти сведения на своих вещах, чтобы те не потерялись, так было легче их хранить.

Мой взгляд падает на большой коричневый чемодан, выдвинутый вперед. Я цепенею от ужаса: на передней панели чемодана написано, что он прибыл из Нидерландов, а ниже крупными буквами выведена фамилия владельца — “Гласер”. Жена тоже читает фамилию и хватает меня за руку. На чемодане стоит моя фамилия, не слишком распространенная в Нидерландах. Оцепенев, молча я смотрю на “мой” чемодан.