Сергей Викторович Алексеев - Дж. Р. Р. Толкин

Сергей Алексеев Дж. Р. Р. Толкин

Я не склонен вдаваться в биографические детали… Полную биографию… могу написать один я, и писать ее не намерен.

Мне не по душе предоставлять «факты» о себе… Не просто по причинам личного плана; но также потому, что мне не нравится нынешний тренд в литературоведении, уделяющий чрезмерный интерес деталям жизни писателей и художников. Это только отвлекает внимание от работ автора… Только Ангел-Хранитель или вернее — только Сам Бог может раскрыть реальную связь между фактами личной жизни и трудами автора.

Одно из моих сильнейших убеждений — что разыскания в биографии автора совершенно напрасны, что это ложный путь к пониманию его работ

Дж. Р. Р. Толкин. Из писем разных лет

От автора

Немного личной предыстории. С творчеством Джона Рональда Руэла Толкина я впервые встретился в возрасте двенадцати лет, когда один из друзей дал мне почитать «Хоббита» в первом русском переводе. Сказка была проглочена буквально за два вечера, но держал я ее месяц, раз за разом возвращаясь к полюбившимся эпизодам. С раннего детства увлеченный «мифологиями», сочинявший собственные игрушечные миры, я почувствовал здесь нечто не менее подлинных мифов захватывающее и величественное. «Хоббит» запомнился, а вот фамилия его автора — не очень. На тот момент, кстати, имелся уже и адаптированный для детей перевод «Хранителей» («Братства Кольца»), но никто из нас «продолжения» не видел. Вспомнил я о Толкине уже в старших классах, когда его упоминания встретились на страницах изрядно зачитанной мною двухтомной энциклопедии «Мифы народов мира». О нём говорилось в превосходных тонах как о писателе, грамотно отразившем в своём творчестве те или иные мифологические мотивы.

«Хоббит» вспомнился не сразу — но вспомнился. Я начал искать информацию в литературных справочниках и энциклопедиях и, наконец, не без труда убедился, что это именно тот, запомнившийся мне сказочник. Когда на третьем курсе университета, в 1990-м, я получил в руки вышедшие в «Радуге» первые два тома «Властелина Колец», то был вполне готов к встрече и рад ей. Но реальность намного превзошла ожидания — величие и великолепие толкиновского мира захватили меня и не отпускают по сей день…

Сферой профессиональных интересов автора этих строк всегда было преломление древней языческой традиции, прежде всего историко-эпической, в новой христианской культуре, в христианской средневековой историографии и литературе. А вторым увлечением, развивавшимся параллельно, была литература вымысла. Можно догадаться, что к книгам Толкина меня раз за разом возвращала близость их к изучаемому мною материалу — но сводить всё к этому «академическому» объяснению, конечно, наивно и неправильно. Так или иначе, я обнаружил, что с точки зрения занимающей меня историко-культурной проблемы сочетаемости языческого и христианского Толкин заслуживает пристального внимания. Как осмыслял, использовал, развивал языческие по происхождению сюжеты писатель-христианин Нового времени? На самом деле написаны на эту тему уже тома, причем уже не только на Западе, — но я позволил и себе взяться за пополнение написанного. Материал накапливался, отчасти публиковался, захватывал всё новые сферы жизни и творчества писателя — и вот родилась эта книга.

Изрядная часть биографических сочинений, посвященных личности Толкина, начинается со своеобразных извинений. Цитаты, вынесенные нами в эпиграф, достаточно выразительны. То, что Толкин не любил биографический жанр (по крайней мере, биографии деятелей культуры), — из разряда очевидных общих мест любой его биографии. Впрочем, стоит обратить внимание на то, что именно было Профессору не по нраву. Сам квалифицированный филолог, причем привыкший иметь дело с эпохой, когда об авторах не известно практически ничего, — он считал странным и нелепым толковать произведения, исходя из фактов жизни их творцов. Подчас фактов случайных — Толкин иронично «подбросил» одному корреспонденту пример такого рода, предлагая увязать чудовищных пауков своей мифологии с забытым укусом «тарантула» в детские годы. Итак, Толкин возражал против написания о себе биографии личностной, но вряд ли возражал бы против биографии творческой, ибо и сам считал главным в своей жизни литературную деятельность. И едва ли вызвало бы его возражения — более --">