Серго Лаврентьевич Берия - Мой отец Лаврентий Берия. Сын за отца отвечает…

Серго Берия Сын за отца отвечает: Мой отец Лаврентий Берия

Рауль Чилачава. Сын Лаврентия Берия рассказывает…

Даже когда мы многое узнали после суда над Берия, мы дали партии и народу неправильные объяснения и все свернули на Берия. Он казался нам удобной фигурой, и мы сделали все, чтобы выгородить Сталина…

Н. С. Хрущев. «Огонек», № 9, 1990, с. 16

Предисловие

Сегодня святая Троица… Светлый христианский Праздник. За окном шумит ливень, беспощадно сбивая отцветшие лепестки каштанов. В распахнутые двери балкона врывается свежий летний ветер, наполняя квартиру озоном. Мою беседу с одиноким хозяином сопровождают раскаты грома, словно гул канонады из ушедшей эпохи, где осталось столько тревоги, страха, страданий. Недавно он похоронил мать, которая была для него не только родным человеком, но и близким другом. С ней вместе ему пришлось испытать полынный привкус ссылки, долгие годы изоляции от общества. Мать умерла в восьмидесятисемилетнем возрасте, сохранив прежнее душевное обаяние, доброту и веру в людей…

Говорят, в молодости она была неописуемой красавицей и будущий муж, дрогнув перед ее очарованием, похитил избранницу. Тяжелое бремя ответственности легло на хрупкие плечи Нино Гегечкори после замужества. Шутка ли — мужем был Лаврентий Берия!.. Их первенец — единственный сын, с которым мне предстоят нелегкие беседы, ныне уже немолодой, но, вспоминая маму, с трудом сдерживает слезы. Согласно завещанию, он ее похоронил в Тбилиси. А могилы отца нет. От отца вообще не осталось ничего: ни вещей, ни книг, ни документов, ни фамилии и отчества. Хотя передо мной и сидит кровный сын Лаврентия Павловича Берия, по паспорту он — Сергей Алексеевич Гегечкори: так его нарекли гэбэшные власти, выпуская на волю после десятилетней ссылки. Мол, оградим тебя от народного гнева!.. Серго упорствовал, не хотел принимать другую, хоть и материнскую, фамилию и иное, хоть и прадедовское, отчество. Он хотел остаться тем, как крестили при рождении — Сергеем Лаврентьевичем Берия. Однако его убеждали: куда бы ты ни поехал, где бы ты ни работал, тебе все равно вручат именно этот паспорт! Привыкай! И ему пришлось делать вид, что привыкает… Оказывается, не смог привыкнуть, ибо ему чужд комплекс Павлика Морозова, донесшего на родного отца.

Я давно знал, что мы живем в одном городе. Несколько раз даже пытался отыскать его, но в последний момент останавливали сомнения: захочет ли сын заклейменного «агента международного империализма» встретиться с земляком-писателем, вынашивающим мысль написать книгу о его семье. На имя Берия тогда вообще было наложено табу, его нигде не упоминали, обходили молчанием, как бы следуя совету древних латинян: De mortius aut bene, aut nihil». («О покойниках или хорошо, или ничего!»). Плохого и отвратительного было наговорено хоть отбавляй, а отзываться хорошо в нашем государстве не было принято даже о святых покойниках, — тут же многогрешный партийный босс и всемогущий шеф тайной полиции. Но история — «сволочнейшая штуковина» и ей свойственно время от времени возбуждать интерес к себе и людям, игравшим заметную роль в жизни общества. Более того, она сама выбирает главных действующих лиц для своих грандиозных постановок, безошибочно разгадывая амплуа того или иного исполнителя.

Во многосерийной большевистской эпопее, полной драматизма и человеческих трагедий, Лаврентию Берия была уготовлена роль покорителя Олимпа и низвергнутого, идола, на которого впоследствии спишут все мыслимые и немыслимые преступления коммунистического режима. Сегодня очевидно, что после тридцатилетней диктатуры Сталина, грузина по национальности, Берия, тоже грузин, будь даже агнцем божьим, не был бы помилован волчьей стаей из Политбюро, где каждый дрожал за собственную шкуру. А дрожать было за что, ибо все они, почти без исключения, продвигались к высшей власти по трупам своих друзей и соратников. Их траверсы были обагрены кровью: у кого — большей, у кого — меньшей. Но разве это имело значение? У всех рыльце было в пушку… Лучше Лаврентия Берия знать об этом не мог никто. Работа у него была такая: владеть тайнами не только Кремля, но и всей страны. Стая понимала: смерть Сталина — это рубеж, который может оказаться для нее роковым, если она не уберет опаснейшего соперника, такого же туземца, как и покойный хозяин. Никита Хрущев, --">