Нина Стожкова - Старая пластинка

Нина Стожкова Старая Пластинка

Рассказ

Лина стояла на перроне и изо всех сил старалась улыбаться. Именно такой – улыбчивой, элегантной, невозмутимой и полагалось, по ее убеждению, быть сотруднице Министерства иностранных дел в далекой восточной стране, где любая белая женщина, даже безвкусно одетая и страшненькая, неизменно притягивает к себе внимание окружающих. А Лина не была ни страшненькой, ни, тем более, безвкусно одетой и, главное, она была молодой.

Порой девушке казалось, что она не живет, а играет в каком-нибудь зарубежном фильме – из тех, что в то время в Советском Союзе показывали лишь на фестивалях. Она представляла себя то стильной француженкой, то взбалмошной итальянкой, то энергичной американкой. На этот раз на ее героине был темно-брусничный брючный костюм (они только-только начали входить в моду, и дома, в СССР, казались чуть ли не вызовом общественному мнению), небольшая фетровая шляпка чуть светлее костюма, дорожные коричневые туфельки на невысоких каблуках, перчатки в тон шляпке и прелестная лакированная сумочка. Красавица старалась казаться веселой, но заставить себя не оглядываться каждую минуту в сторону вокзала было выше ее сил. Из-за этого Лина еще больше расстраивалась: ее выдуманной героине полагалось прятать эмоции за безупречными манерами. Багаж – два элегантных кожаных чемодана, сундук из сандалового дерева с колонковой шубкой и шапочкой (жены советских чиновников говорили, что в таких сундуках моль никогда не заведется) и клетчатый саквояж – был заботливо уложен в купе водителем (нет, не зря Лина сопровождала его на блошиный рынок и ожесточенно торговалась с аборигенами, помогая парню покупать сувениры!). Соседи по купе давно заняли свои места, китайские проводники экспресса Москва-Пекин (френчи защитного цвета, дежурные улыбки, руки по швам) выстроились у дверей вагонов… Лина тянула время, не заходила в тамбур, на что-то надеясь. Уже были рассказаны все дорожные анекдоты, провожающие давно отдали отъезжающим все записки с телефонами московских родственников, а девушка по-прежнему стояла на перроне и кого-то ждала.

Китай был ее первой длительной загранкомандировкой, совершенно не похожей на прежние служебные вояжи. Раньше, сопровождая на переговорах и конференциях высоких министерских чиновников, она заранее настраивалась на краткий и плотный график поездки: сначала бесконечные стенограммы переговоров, подготовка документов, наконец долгожданный спринтерский забег по магазинам и – адью, Париж, гуд бай, Нью-Йорк! Бывало обидно до слез. Город, где проходили официальные мероприятия, она почти не видела, не говоря уже о парках, театрах и картинных галереях. Правила в МИДе были жесткие: в одиночку бродить по городу сотрудникам запрещалось. В конце концов Лина рискнула, подошла в последний день командировки к заместителю руководителя их небольшой делегации:

– Павел Иванович, вы знаете французский, может, пробежимся после работы по магазинам в районе Елисейских полей, а потом погуляем по городу? Боюсь, никогда не попаду в Париж еще раз. А что я видела здесь кроме зала заседаний и комнаты в гостинице?

Мужчина внимательно взглянул на девушку и пробормотал:

– Ангелина Викторовна, консультант в магазинах из меня никудышный. Лучше будет, если вам составит компанию жена собкора «Правды» в Париже. Давайте, я вас прямо сейчас с ней познакомлю.

Павел Иванович зачем-то поправил длинными и тонкими пальцами галстук, завязанный безукоризненным узлом, и окликнул нарядную даму, которая поглядывала на них с интересом. Дама подошла к ним, окинула Лину любопытным взглядом и пообещала прогуляться с ней по центру города, а заодно помочь с покупками.

Павел Иванович был мужчиной импозантным: высокий, худощавый, элегантный. Живые карие глаза и темные щегольские усики завершали его какой-то слишком раскованный, «несоветский» облик. Разумеется, как все дипломаты, он был вежлив и предупредителен с дамами, но не более того. В командировках вел себя так, словно не было ни долгого перелета, ни многочасовых переговоров. Министерские «кумушки» сплетничали: мол, Павел – бывший военный летчик, сделал в министерстве стремительную и блестящую карьеру, разбил не одно женское сердце. Дескать, всем хорош, кроме главного: к сожалению, давно и прочно женат.

«Эх, видно, бравый вояка сплетен испугался, – размышляла вечером в гостиничном номере Лина. – Ну и пусть. Не --">